Полет шершня

– Немецкое присутствие в целом оказалось доброжелательным. Своим примером Дания доказала, что частичная потеря независимости в условиях военных действий не обязательно приводит к непосильным трудностям и росту сопротивления. Урок здесь для таких мальчиков, как вы, состоит в том, что в известных ситуациях достойней проявить покорность и послушание, чем устроить плохо продуманный мятеж.

Аггер сел. Хейс вежливо похлопал ему. Мальчики, хоть и без особого рвения, последовали примеру директора. Будь Хейс проницательней, здраво оценил бы настроение аудитории и на этом закончил встречу, но нет, он улыбнулся и обратился к залу:

– Что ж, ребята, есть у вас вопросы к нашему гостю?

Мадс тут же вскочил на ноги.

– Сэр, Норвегия была оккупирована в один день с Данией, но норвежцы два месяца боролись. С этой точки зрения не выглядим ли мы трусами? – Тон, каким он это спросил, был безукоризненно вежлив, но в вопросе прозвучал вызов, и мальчики зашумели ему в поддержку.

– Это наивная точка зрения, – отмахнулся Аггер.

Харальда это задело.

– Норвегия – страна гор и фьордов, – вмешался Хейс, обращаясь к своему опыту военного, – ее завоевать трудно. Дания же – равнина с развитой системой дорог. Против большой моторизованной армии мы бессильны.

– Вступить в конфликт, – добавил Аггер, – значило бессмысленно пролить кровь, а результат был бы тот же.

– Если не принимать во внимание тот факт, – в ярости возразил Мадс, – что тогда мы могли бы смотреть людям в глаза, а не прятать их от стыда.

В ушах Харальда эти слова прозвучали так, словно это сказал дома кто-то из его военной родни.

Аггер побагровел.

– Осмотрительность – лучшая часть отваги, так сказал Шекспир.

– Если быть точным, господин Аггер, это слова Фальстафа, самого отпетого труса во всей мировой литературе! – парировал Мадс.

Мальчики засмеялись и зааплодировали ему.

– Ну-ну, Кирке, – успокаивающе произнес Хейс, – я знаю, твои чувства задеты, но это не может быть основанием для невежливости. – Он обвел взглядом зал и кивнул одному из учеников. – Да, Бор?

– Как вы думаете, господин Аггер, могла бы философия герра Гитлера, философия национальной гордости и расовой чистоты, принести пользу, если применить ее здесь, в Дании? – Отец Вольдемара Бора был известный датский нацист.

– Возможно, некоторые ее элементы, – уклончиво отозвался Аггер. – Но Германия и Дания – разные страны.

«Разве это ответ? – сердито подумал Харальд. – Отговорка! Неужели у Аггера недостает духу сказать, что гонения по национальному признаку – зло?»

– А не расспросить ли нам господина Аггера о повседневной работе ригсдага, членом которого он является? – просительным тоном произнес Хейс.

Тут поднялся Тик. Самодовольный тон Аггера допек и его тоже.

– А вы не чувствуете себя там марионеткой? – спросил он. – В конце концов, нами правят все-таки немцы. То, что вы делаете, только видимость.

– Нашей страной продолжает руководить наш датский парламент, – ответил Аггер.

– Да. Поэтому надо стараться, чтобы тебя не уволили, – пробормотал Тик.

Те, что сидели поближе, услышали и рассмеялись.

– Продолжают существовать политические партии – даже коммунистическая, – продолжил Аггер. – У нас есть наша полиция и наши вооруженные силы.

– Но стоит ригсдагу сделать что-то, с точки зрения немцев, непозволительное, как его в ту же минуту прикроют, а полицейских и армию разоружат, – возразил Тик. – Выходит, то, чем вы занимаетесь, – просто фарс.

– Прошу не забывать о приличиях, Даквитц, – с раздражением произнес директор.

– Ничего страшного, Хейс, – вежливо улыбнулся Аггер. – Мне нравится, когда живая дискуссия. Если Даквитц считает, что наш парламент бесполезен, пусть сравнит условия, в которых живем мы, с теми, в которых находится Франция. Благодаря политике сотрудничества с немцами, которую мы избрали, жизнь рядовых датчан устроена значительно лучше, чем это могло быть.

Харальд потерял терпение. Он встал и, не дожидаясь, когда Хейс даст ему слово, осведомился:

– И что, если нацисты придут за Даквитцем? Что вы тогда посоветуете? Дружеское сотрудничество?

– С какой стати они придут за Даквитцем?

– А с той же, с какой пришли за моим дядей в Гамбурге, – потому что он еврей.

Аггер впервые выказал признаки раздражения.

– Оккупационные силы демонстрируют полную толерантность в отношении датских евреев.

– Это пока, – возразил Харальд. – Но что, если они изменят свое отношение? Предположим, решат, что Тик точно такой же еврей, как мой дядя Иоахим? Что вы нам посоветуете? Должны мы отступить в сторону, когда они придут и схватят его? Или стоит организовать сопротивление, чтобы подготовиться к такому повороту событий?

– Лучшая линия поведения – позаботиться о том, чтобы у вас никогда не возникла необходимость принимать подобные решения, то есть поддержать политику сотрудничества с оккупационными силами.

Харальд от гладкой уклончивости ответа вышел из себя.

– А что, если это не сработает? Дайте прямой ответ! Что нам делать, когда нацисты придут арестовывать наших друзей?