— Эпизод с профессором Элиа тоже был частью этого представления? — спросил я.
Джорджо взглянул на Альдо. Тот кивнул.
— Не мой выход, — ответил Джорджо. — За него отвечал Лоренцо.
Лоренцо, такой же миланец, как и декан факультета экономики и коммерции, был раза в два меньше человека, которого он помог раздеть донага. В его манере держаться чувствовалась неуверенность, а глаза походили на глаза невинного младенца.
— Некоторые мои друзья с факультета экономики и коммерции, — пробормотал он, — время от времени испытывали неудобства от излишнего внимания профессора Элиа. Как мужского, так и женского пола. Поэтому мы посоветовались с Альдо и разработали план кампании. Проникнуть в дом не составило труда: профессор Элиа сперва подумал, что студенты в масках — это забавная игра перед обедом в «Панораме». Но вскоре убедился в обратном.
Итак, я был прав. За обоими случаями стоял мой брат. Я понимал, что и он, и эти мальчики убеждены: справедливость восторжествовала. Чаши весов приведены в равновесие согласно странным законам герцога Клаудио, законам пятисотлетней давности.
— Альдо, — сказал я, — вчера вечером я тебя уже спрашивал, но ты мне не ответил. Чего ты добиваешься?
Мой брат посмотрел на своих молодых товарищей, затем перевел взгляд на меня.
— Спроси их, — сказал он, — чего они надеются достичь в жизни. Ты услышишь разные ответы. Каждый ответит в соответствии со своим темпераментом. Видишь ли, они вовсе не сторонники тоталитаризма, да и вообще далеки от какой бы то ни было идеологии. Но у каждого из них есть цель в жизни.
Я посмотрел на Джорджо, который стоял ко мне ближе остальных.
— Избавить мир от лицемерия, — сказал он, — начиная со стариков Руффано, да и старух тоже. Они пришли в этот мир нагими, как и все мы.
— Пена собирается на поверхности пруда, — сказал Доменико. — Если ее убрать, увидишь чистую воду и в ней всякую живность. Убрать пену.
— Жить опасно, — сказал Романо. — Неважно, где и как, но с друзьями.
— Отыскать потаенное сокровище, — сказал Антонио. — Пусть даже на дне пробирки в лаборатории. Я студент-физик, и у меня нет предрассудков.
— Я согласен с Антонио, — сказал Роберто, — но пробирки не по мне. Ответ мы найдем во Вселенной, когда лучше ее изучим. Но я имею в виду вовсе не небеса.
— Накормить голодных, — сказал Гвидо. — Но не только хлебом. Идеями.
— Построить что-нибудь такое, над чем время не властно, — сказал Пьетро, — как люди Возрождения, которые построили этот дворец.
— Уничтожить существующие везде барьеры, — сказал Серджо, — барьеры, которые отделяют человека от человека. Да, лидеры, чтобы указывать путь. Но никаких хозяев и никаких рабов. Я ответил и за Федерико, мы с ним это часто обсуждали.
— Научить молодых никогда не стареть, — сказал Джованни, — даже если уже скрипят кости.
— Научить стариков, что значит быть молодым, — сказал Лоренцо, — а под молодыми я имею в виду маленьких, беспомощных и бессловесных.
Ответы парней прозвучали быстро и четко, как пулеметная очередь. Только последний, Чезаре, казалось, колеблется. Наконец, он сказал, бросив взгляд на Альдо:
— Я думаю, мы должны сделать вот что — заставить мужчин и женщин нашего поколения не быть равнодушными. Неважно, что их увлекает: футбол или живопись, люди или великие дела, но они должны увлекаться, увлекаться страстно и, если понадобится, забыть о своей драгоценной шкуре и умереть.
Альдо посмотрел на меня и пожал плечами.
— Что я тебе говорил? — сказал он. — Каждый из них ответил по-своему. А тем временем этажом над нами Стефано Марелли занят только одной мыслью — как бы спастись.
Снова раздался крик и вслед за ним топот бегущих ног. Джорджо открыл дверь. Шаги с безумной скоростью спустились по лестнице и в поисках выхода метнулись в галерею. Мы прошли через комнату херувимов и остановились перед выходом на галерею, вглядываясь в темноту. К нам бегом приближался человек со связанными за спиной руками, на голове у него было надето разбитое ведро с испещренным дырами дном. Из дыр торчали шутихи, от них во все стороны рассыпались яркие искры. Бегущий споткнулся и, рыдая, упал вниз лицом у ног Альдо. Ведро скатилось с его головы. Шутихи вспыхнули в последний раз и погасли. Альдо нагнулся и молниеносным движением ножа, которого я раньше не видел, разрезал шнур, связывавший руки студента. Затем рывком поднял его на ноги.
— Вот твои горящие угли, — сказал он, ударив ногой по ведру. — Дети и то могли бы играть с ними.
Студент, все еще рыдая, уставился на Альдо широко раскрытыми глазами. Ведро откатилось по полу галереи и застыло на месте. Воздух наполнился едким дымом.
— Я видел, — сказал Альдо, — как люди живыми факелами бегут от своих горящих самолетов. Скажи спасибо, Стефано, что ты не один из них. А теперь убирайся.