Полет сокола

Может быть, попытаться бежать, чтобы Мунго пустился на поиски? Однако снять шлюпку с найтовов и спустить на воду может лишь дюжина сильных мужчин, и даже если это удастся, едва ли Сент-Джон задержится хоть на минуту. Скорее всего, он уплывет и бросит беглянку на произвол судьбы, как бросил несчастную невольницу.

А что, если поджечь корабль – нанести «Гурону» такие повреждения, что ему придется зайти для ремонта в Лоренсу-Маркиш или Порт-Наталь? Тогда «Черная шутка» получит шанс догнать «Гурон». Однако, едва Робин представила, как восемьсот человек, закованные в цепи, горят в трюме заживо, она с содроганием отринула эту мысль. Потеряв надежду, доктор попыталась уснуть, но сон так и не пришел.

Случай представился с самой неожиданной стороны. Помощник капитана Типпу, страшный и беспощадный, имел одну-единственную слабость: он был обжора и в своем роде гурман. Деликатесы, припасенные им для себя, занимали половину лазарета: сушеное и копченое мясо, колбасы, сыры, от запаха которых навертывались слезы на глаза, а также ящики консервов. Правоверный мусульманин, Типпу не позволял себе ни капли алкоголя и возмещал его нехватку поглощением огромного количества еды.

Аппетит великана был на корабле постоянным объектом шуток. Робин не раз слышала, как за столом в офицерской кают-компании капитан поддразнивает его:

– Если бы не ваша снедь, господин помощник, в трюме хватило бы места еще для сотни черных пташек.

– Держу пари, ваше брюхо обходится дороже, чем целый гарем изысканных красоток.

– Боже милостивый, Типпу, то, что вы едите, еще месяц назад следовало похоронить по-христиански.

Одним из любимых лакомств великана был особенно вонючий паштет из копченой сельди, упакованный в жестянки весом по полфунта. Надпись на этикетке советовала «тонко намазать паштет на галету или поджаренный хлеб», но Типпу предпочитал уплетать его ложкой и поглощал всю банку в один присест. Блаженно прикрыв глаза и искривив широкий, лягушачий рот в блаженной улыбке, он размеренно работал ложкой, не давая себе ни малейшей передышки.

На четвертый вечер после отплытия из Рио-Саве он начал вскрывать за ужином очередную банку, но едва успел воткнуть в нее нож, как раздался громкий хлопок.

Капитан с тревогой поднял глаза от тарелки горохового супа:

– Банка вздулась, мистер Типпу. Я бы на вашем месте не стал это есть.

– Да, – усмехнулся помощник, – но вы не на моем месте.

Незадолго до полуночи доктора вызвали к больному. Великан корчился в судорогах, его живот вздулся и затвердел, как желтый агатовый валун. Его отчаянно рвало, пока из желудка не пошла одна желчь с примесью крови.

– Пищевое отравление, – заключила Робин. После памятной ночи на Рио-Саве она впервые заговорила с капитаном, и голос ее звучал холодно и официально. – У меня нет необходимых лекарств. Придется зайти в порт, где он сможет получить необходимое лечение. В Порт-Натале есть военный госпиталь.

– Доктор Баллантайн, – так же официально ответил Мунго, хотя в глазах его мелькали насмешливые искорки, приводившие ее в бешенство, – Типпу страусиной породы: он может переваривать камни, гвозди и осколки битого стекла. Ваша трогательная забота направлена не по адресу – завтра к полудню он снова будет готов драться, пороть матросов и пожирать целых быков.

– А я вам говорю, что без правильного лечения он через неделю умрет.

Однако прогноз Мунго оказался верным: к утру рвота и судороги утихли, утроба гиганта очистилась от отравленной рыбы, и Робин, стоя на коленях в своей каюте, воззвала к всевышнему:

– Прости меня, Господи, но в этой гнусной тюрьме сковано цепями восемьсот твоих детей, и потом, я же его не убью… с твоей помощью.

Поднявшись с колен, она накапала в склянку пятнадцать капель экстракта ипекакуаны, тройную дозу самого мощного рвотного средства из всех, известных медицине, и добавила мятной настойки, чтобы замаскировать вкус.

– Выпейте это, – велела она помощнику. – Лекарство снимет боль в животе и вылечит понос.

Ближе к концу дня она повторила дозу. Стюарду из кают-компании пришлось помочь доктору поднять голову больного и влить лекарство ему в рот.

Через час она послала за Сент-Джоном, но вернувшийся стюард лишь развел руками.

– Капитан приносит свои извинения – в данный момент управление кораблем требует его полного внимания.

Робин сама поднялась на палубу. Мунго Сент-Джон стоял у наветренного борта с секстантом в руке и ждал, когда сквозь разрыв в облаках покажется солнце.

– Типпу умирает.

– Хоть что-то интересное сегодня увижу, – усмехнулся Мунго, не отрывая глаз от окуляра.

– Теперь я точно знаю, что вы чудовище, не знающее человеческих чувств! – яростно прошипела Робин, и в этот миг на палубу упал долгожданный солнечный луч.

– Следи за хронометром! – крикнул Мунго старшине-сигнальщику. Он повернул прибор так, чтобы отражение солнца зеленым резиновым мячиком запрыгало на темной линии горизонта. – Отмечай! Отлично, – удовлетворенно пробормотал он.

Мунго просчитал высоту солнца и сообщил сигнальщику, чтобы тот занес данные на грифельную доску. Только после этого капитан повернулся к Робин: