— Прошу прошения, господин генерал, если позволю дать несколько советов. — Получив от Баура утвердительный кивок, полковник продолжил: — Бутырка — следственный изолятор русской службы государственной безопасности. Здесь содержат генералов, адмиралов и высших офицеров вермахта, люфтваффе, кригсмарин, СС и СД, высших чиновников рейха, а также захваченный в плен командный состав вооруженных сил, полиции, жандармерии, разведки и контрразведки Румынии, Венгрии, Словакии. Есть несколько итальянских генералов и даже болгарских, отказавшихся переходить на сторону коммунистов.
— Откуда у вас эти сведения, полковник? — Баур пригласил фон Клюге присесть к нему на койку.
— Тюремный телеграф, господин генерал, никто не отменял.
— Прошу прощения, вы не родственник фельдмаршала фон Клюге?
— Племянник, господин генерал. — Полковник опустил голову. — Вы, видимо, тоже его считаете предателем?
— Нет, полковник, не считаю. — Баур заметил, все офицеры внимательно глядели на него. — Я исключительно высокого мнения о вашем дяде и всегда уважал его. В октябре сорок третьего по приказу фюрера мне на легком «шторьхе» пришлось эвакуировать фельдмаршала из-под Минска после автокатастрофы, в которой он получил тяжелые травмы. Он был мужественным человеком. Его самоубийство потрясло всех знавших его[42]
.Полковник встал по стойке смирно, щелкнув каблуками, произнес дрожащим от волнения голосом:
— Благодарю, господин генерал.
— Присаживайтесь и рассказывайте. Кто из генералов и старших офицеров здесь сидит? Какие тут порядки? Как кормят? Разрешают ли переписку с родственниками? Почему на ваших лицах следы побоев? Вас что, пытали?
— Постараюсь по порядку. Достоверно известно, что среди узников Бутырки генерал артиллерии Гельмут Вейдлинг, генерал-лейтенант Франц Эккард фон Бентивеньи, генерал-лейтенант авиации Рейнар Штагель, генерал-майор Оскар фон Нидермаейр, группенфюрер СС Гельмут фон Панвиц, бригаденфюрер СС Вильгельм Монке, начальник V управления РСХА оберфюрер СС Фридрих Панцингер, штурмбаннфюрер СС, адъютант фюрера Отто Гюнше. Слышал, что недавно поступил еще один генерал-лейтенант авиации, но пока неизвестно, кто конкретно.
Фон Клюге, заметив, что Баур его не слышит, тактично помолчал. После затянувшейся паузы спросил:
— Разрешите продолжить, господин генерал?
— Простите, полковник. Воспоминания, знаете ли, накатили. Всех вами перечисленных я лично хорошо знаю. С некоторыми состоял в дружеских отношениях. Если вас не затруднит, передайте по тюремному телеграфу, я тоже здесь. Продолжайте.
— Будет исполнено, господин генерал. Порядки в Бутырке суровые, надзиратели грубые. Кормят сносно, переписка не воспрещена, но мы знаем, что письма наши никуда не отправляют. Два раза за время моего пребывания в тюрьме нам выдавали гуманитарную помощь от шведского Красного Креста: новое нательное белье, носки, гигиенические салфетки, бритвенные принадлежности, шоколад, сахар, антисептические средства. Кое-что из этого у нас сразу отобрали, но что-то оставили. Жить можно.
— Вас пытали?
Фон Клюге потер указательным пальцем старый синяк на лбу и, невесело усмехнувшись, ответил:
— Тут, знаете ли, господин генерал, однозначного ответа быть не может. По морде получили практически все. Но это, как я понял, у здешних следователей такое правило при знакомстве с допрашиваемым. Как они выражаются, «для порядка». Нет, всех не пытали, если не считать пыткой допросы, проводимые исключительно ночью. Всегда удивлялся, когда русские следователи успевают спать? Пыткам, насколько мне известно, подвергаются исключительно те, кто был до конца с фюрером в рейхсканцелярии.
— Их принуждают давать показания о чудесном спасении фюрера? — спросил Баур.
— Да. А откуда вы знаете, господин генерал?
— Ваш покорный слуга тоже был с фюрером до конца, и, пока я находился в лагерном госпитале, меня десятки раз допрашивали, требуя дать показания о бегстве фюрера из Берлина.
Офицеры переместились ближе, усевшись на ближайшую койку и внимательно слушали. Баур, подложив под разболевшуюся культю скатанную десантную куртку, продолжил:
— Вначале допрашивали обо всех, кого я видел в фюрербункере, затем подробно — о семье Геббельса, о Мартине Бормане и Генрихе Мюллере.
— Простите, господин генерал, — спросил подполковник Браун, — это правда, что Борману и Мюллеру удалось скрыться?
— Нет, неправда. Мы все уходили ночью 2 мая из бункера в одном отряде. Мюллер и Борман погибли на моих глазах от осколков прилетевшей русской мины. Я и группенфюрер СС Раттенхубер этими же осколками были ранены в ноги и в бессознательном состоянии оказались в плену.
— Прошу прощения, господин генерал, — вклинился в разговор штандартенфюрер СС Нобски, — группенфюрер СС Раттенхубер месяц назад тоже был в Бутырке, я это точно знаю.
Фон Клюге поморщился и заметил: