Полеты божьей коровки

– Что ж, можешь начинать обижаться. Через опыт Иова так или иначе проходит любой верующий человек. Каждый терял что-то очень дорогое, и в этот момент понимал, что есть нечто, что не зависит от нас и наших привязанностей. И мы будем терять в силу естественных причин или, как в Книге Иова, по проискам дьявола. Приходится в такие моменты делать выбор – довериться Богу или отвернуться от Него.

– Я в такие моменты начинаю с Богом ругаться насмерть. И, как в рассказе Зощенко, орать: «Ложь взад!»

– Но ругаешься-то ты все-таки с Богом, вот что главное!

– Но я очень жестко и обидно иногда говорю.

– Пожалуйста. А то Бог тебя не знает.

– Я правильно поняла, хоть как ругайся с Богом, только с дьяволом не разговаривай?

– Ты правильно поняла. Разговоры с дьяволом заканчиваются трагически. В самом походе к гадалке вроде бы нет ничего страшного, но, отправляясь к ней, ты опять-таки делаешь выбор. Ты сомневаешься в могуществе Бога и допускаешь, что кто-то может быть сильнее Бога.

– Положим, я не допускаю, но существует любимый роман советской интеллигенции, роман действительно гениальный, где «кто-то» явно сильнее Бога. И давай называть вещи своими именами, в этой книге представлено Евангелие от сатаны. В «Мастере и Маргарите» также упрямо транслируется мысль о том, что зла нет, потому что именно зло там единственный представитель добра. Книжка мне очень нравится, но я хотела бы знать твое мнение по поводу изложенной в ней концепции Бога и дьявола.

– Ты спрашиваешь мое мнение? Это я к тому, что никакого другого не будет.

– Естественно, только твое.

– Прочитать, подумать, не создавать из романа пафосных теорий и не испытывать стыда из-за того, что «Мастер и Маргарита» оказал на всех нас когда-то определенное влияние. Это великолепное литературное произведение, и только. Проблема российской интеллигенции не в том, что она читала эту книгу, а в том, что зачастую ограничивала свое понимание Христа и христианства только ею.

– Именно об этом я и толкую. Многие люди черпали все свои представления о Священном Писании, Священном предании, о Боге и сатане исключительно из этого источника. Где Бог никак не действует и является некой отвлеченной фигурой. Зато нечистая сила очень привлекательна и справедлива.

– Обычно стоит обратиться к первоисточнику, в данном случае к Новому Завету, а не ограничивать себя фантазией автора. У меня нет претензий к Булгакову и его произведению, кстати, весьма фаталистичному, потому что там силен мотив всеобщей неизбежности. Однако выращивать себя из этой книжки не стоит. Если уж растить себя из литературы, то, может быть, стоит обращаться к примеру «Божественной комедии» или произведений Шекспира, которые описывают человеческую природу во всей ее многогранности. В последней пьесе Шекспира «Буря» колдун Просперо отказывается от всех волшебных сил и говорит: «Я обращаюсь к вам и прошу прощения как человек». И это возвращение к реальности, к прощению, к взлетам и падениям реальной жизни.

– Фатализм – это не Божественное?

– Нет.

– Дьявольское?

– Тоже нет. Это языческое. Не стоит думать, что все не Божественное непременно дьявольское. Есть огромный языческий мир, который не знает откровения истинного Бога, но это не значит, что все в этом мире сатанинское. Концепция фатума, судьбы, не зависящей от человека, присуща языческому миру. Человеку, следующему за Богом, который был явлен в иудеохристианском откровении, свойственна надежда. Меж тем фатализм побуждает к отказу от надежды, к тому, чтобы склониться перед волей рока. Можно вспоминать много библейских примеров, но я бы вспомнил Иакова в книге Бытия. Это опыт не преклонения, а постоянной борьбы с Богом, иногда очень упорной, но заканчивающейся благословением Бога.

«Мастера и Маргариту» чересчур демонизируют. Если раньше кричали: «Вот оно – творение против режима!» Сегодня все чаще кричат: «Вот оно – творение самого сатаны, поданное как творение против режима!» Я бы не преувеличивал ни то ни другое.

– Все-таки языческое?

– Мне так кажется. Даже размышления о Христе Булгаков представил как агностические и языческие.

История со столоверчением

Ольга

Я до сих пор не знаю, как оценивать тот случай, хотя произошел он очень давно. Когда я была совсем молоденькая, в моем кругу было принято увлекаться столоверчением. Это когда большой лист бумаги расчерчивается по кругу буквами и цифрами, на блюдечке рисуются стрелки, а потом несколько человек радостно цепляются за это блюдечко, «вызывают духа» и задают ему вопросы. В какой-то момент блюдечко начинает двигаться, буквы складываются в слова. Кто его двигает? Возможно, кто-то из компании… Но однажды я поехала на дачу с подругой, и там мы решили посвятить ночь увлекательному занятию. Расчертили, написали, приготовили. Она говорит:

– Только крестик надо снять, иначе ничего не получится.

Она сняла. А я испугалась. Сказала, что сняла, а сама оставила.