Полеты на Марс и наяву, или Писатель-функционал

Объект Хога – кольцеобразная галактика, её крупное желтое ядро образуют старые звезды, а в бледном белом кольце, которое расположено на значительном удалении от ядра, находятся молодые звезды.

Иван недоуменно ответил:

– Не знаю.

– Чего ты не знаешь, Ваня?

– Я не знаю, что я вижу. Вроде как солнце в кольце.

– Это оттого, что ты не читаешь астрономию, Ваня.

Ивана начало раздражать это постоянное повторение слова «Ваня», так его называли в детстве; а детство он, ну, никак не хотел вспоминать; и вовсе не оттого, что оно у него было плохое, а слишком уж несамостоятельное и зависимое от взрослых: родителей, учителей и даже участкового милиционера. Но бог этим!

– Моя задача – описать настроение космонавтов, и не лезть глубоко в астрономию, – парировал писака, беспомощно болтаясь в космической бездне.

– А как ты думаешь, Ваня, каково настроение бога, если в него глубоко не лезть?

– Неисповедимо, – пронеслось в псевдо-голове Водкина-Безделкина.

– Вот в том-то и дело, Ваня, что исповедимо! И настроение, и каждый шаг мой – всё во мне исповедимо. Неисповедимы лишь твои, Ваня, мысли. Вот зачем тебе так сильно-сильно хочется стать ведущим писателем? Знаешь, нет?

Водкин и трезвый, то есть неспящий, не смог бы ответить на этот вопрос, а тут ещё и во сне… Но всевидящее око не обратило внимания на зомбо состояние подсудимого и назидательно-равнодушно прогудело:

– А я знаю, гордыня в тебе, Ваня, взыграла, гордыня! – галактика Хога вздохнула, немного помолчала и добавила. – Шучу. Бабла просто хочешь. Не славы даже, бабла.

– Плох тот солдат, который не мечтает.... – вспомнила душа Ивана Петевича, но как-то вяло она это вспомнила.

– И бла, бла, бла, – передразнил её глазастый космо-объект. – Вот как засядешь в глуши… как начнешь строчить Вовану Вовановичу его публичные президентские выступления… так никем и неопознанный счастлив будешь до усери!

Галактика Хога широко и громко рассмеялась. Но увидя смятение Ивана, небрежно добавила:

– Не бери в голову, Ваня! Не засирай её такой ерундой. А то засрать её можно… даже благими общепризнанными постулатами. Тебе ж, Ванюша, о другом думать надо.

– О чем?

– О буквах, Ваня, о буквах!

– Я и так о них думаю каждый день, – буркнул Водкин.

Хога окатила его холодным взглядом, как врач алкоголика и дыхнула в псевдо-лицо Безделкина перегаром:

– А не так ты, Ваня, о буквах думаешь, не так!

– А как надо о них думать?

– А вот так. Как сядешь что-либо писать в очередной раз, так представляй, что каждая твоя буква – это маленький метеорит, который в космос летит, летит и летит! А если встретит на пути глаза людские, то пронесется сквозь них, оставив внутри глубокий обожженный след. И чем чернее этот след, тем светлее твой путь, тем глубиннее твоя задача.

Иван хмыкнул:

– Ишь ты, черный след! А как же человеку жить потом с этим обожжённым следом внутри глаз?

– А это не твоя забота, Ваня, его след – ему с ним и жить, – закончила нравоучения галактика, и крутанувшись пару раз вокруг своей оси, скрылась в мерцающей среде других, не менее манящих галактик, оставляя внутри каждой черный, обожженный след.

От разговоров с вседержителем Водкина-Безделкина оторвал сильнейший шум: все галактики вдруг начала закипать, бурлить и вспениваться. Иван уже приготовился ко второму большому взрыву, который разнесет нашу обитель к чертям собачьим, и Вселенная расширится ещё в два, в три, а то и в десять раз!

Гул нарастал со всей космической дурью, какую сам же мог себе и позволить. Писателю пришлось очнуться и проснуться, так как продолжать спокойно слушать этот всё нарастающий гул, у него не было мочи. Он с трудом вытащил больное воображение из не менее болезненного сна, потому как еловый сук уперся в его правую почку и грозился проткнуть оную нахрен! А пока сук вовсю трудился над протыканием яркого комбинезона Безделкина, хозяин почки кое-как развернулся на спину и распахнул слипшиеся от сна веки.

Еле-еле застланный дымком дымоход, открывал его взору кусочек неба, который переливался голубоватым светом и призывно махал парой лысых веток лиственницы. Дыра в кровле шалаша звала Ивана явно не в дикий космос, а к более здоровым и явно дневным развлечениям: например, прыжкам с парашюта…

Прогнав морок окончательно, Иван взмахнул своими поросячьими ресницами, и уже бодрствующим мозгом прислушался к внешним звукам. А те оказались вовсе и не звуками, а мощнейшим гулом-свистом.

– Блин!

Безделки содрал с головы капюшон и синюю войлочную шапку – всё то, что закрывало уши. Странно, но гул-свист никуда не ушёл, а стал ещё сильнее. Поднять на ноги затекшее тело в неуклюжем одеянии оказалось занятием не из легких. Но выполнимым.