Полевой госпиталь. Записки военного хирурга

Поступления большие. Гипсовать не успевали. Двое свежих раненых с бомбежки умерли – «живот» и «бедро». Опять ошибки – оперировали, а надо было выжидать, пока сможем повысить кровяное давление. Впрочем, это могло и не удаться, ждали три часа. Так трудно дается опыт. 23 января после полудня принесли приказ: немедленно переезжать в Калугу. ПЭП прислал машины – два автобуса и полуторку.

С начальником в последнюю неделю случилась беда: он запил. С утра трезвый, смущенный, в обед – веселый, а вечером – пьяный.

Противно.

Поэтому собирались без него. Комиссар и Тихомиров командовали погрузкой.

Автобусы большие, но на тяжелый груз не рассчитаны. В первую очередь взяли хозяйство операционной. Кажется, еще погрузили белье, одеяла. Чеплюк и часть кухни – на грузовик. Все остальное – в обоз. Продукты обещали в Калуге дать. Развертываться в зданиях, как в Подольске. Город уже три недели наш, небось все есть. Так мы рассуждали в автобусе.

Приехали в Калугу утром 24 января, совершенно замерзшие.

Длинная вокзальная улица, каменные дома сожжены или взорваны. Людей мало. В стороне от проезжей части – немецкая техника.

Трупы еще не все убраны – видели несколько, валяются в подворотне, в легких френчах, очень белые лица, и волосы развеваются на ветру. Вот они, «белокурые бестии». Домаршировались! Ищу внутри себя чувства – нет, не жалко.

В центре много целых, но замороженных домов без стекол.

Нам понравился Педагогический институт. Начали ремонтировать, пытались отогреть.

Мы, четверо врачей, обосновались недалеко, в деревянном домике. Чудные русские люди попались. Первые пережившие немцев. Старый учитель естествознания. «В Дерпте вместе с Бурденко кончал». Его жена – помоложе, тоже учительница. Приняли нас, как родных. Вскипятили чай, принесли картофельных лепешек.

Но следующим утром (26 января) приехал начальник ПЭПа, сказал, что дом мал. Приказал сейчас же принять помещение ЭПа вместе с ранеными.

Мрачное трехэтажное здание бывшей духовной семинарии. Высокие полукруглые окна заделаны фанерой и досками, во многих торчат трубы, из которых валит дым. Солидный подъезд, большие двери и ряд машин с ранеными. Разгружают. Знакомая по Подольску картина: носилки, торчащие из-под шинелей шины Дитерихса, согнутые сидячие фигуры с разрезанными рукавами шинелей и белыми бинтами. Стоны, чертыханья, просьбы.

Заходим. Вестибюль со сводчатым потолком. Темно. Едкий дым, влажный туман. Чуть виднеется свет нескольких коптилок из снарядных гильз. В четыре ряда на полу стоят носилки с ранеными, посредине проход, едва можно разойтись. Холодно. В центре стоит бочка, в которой тлеют сырые дрова, и дым валит через дыру. По обе стороны коридора – классы. Окна в них забиты почти полностью. В каждом – бочка, труба торчит в окно. В некоторых стоят кровати без матрацев, на них носилки. В других – носилки прямо на полу. В третьих – голый пол.

Мечутся фигуры в белых халатах поверх шинелей, в шапках.

– Санитар! Дай каску!

Каску… Немецкие каски вместо подкладных суден. Вон несет санитар сразу две – к двери на улицу – вылить у крыльца.

Разыскали перевязочную. Очень большая комната. Такой же дым, туман, холод. Посредине стоит бочка, труба тянется далеко в окно. Вокруг печки кучи дров, две скамейки. Сидят раненые. Три стола, на них перевязывают одетых. Две сестры устало передвигаются, халаты поверх шинелей, в шапках. Врач в такой же одежде сидит за столиком и заполняет карточки. Тут же стоит автоклав, отгороженный вешалками, на них висят шинели.

Санпропускник есть, но заложен ранеными. Воды нет. Пить разносят в консервных банках.

Второй этаж еще почти пуст. Окна заделаны, бочки поставлены, кое-где топятся. На третьем этаже потолки ниже, печек нет, окна заделывают солдаты из саперного батальона.

Теперь все ясно. Пошли искать начальство ЭПа. Нашли начмеда. Пожилой, измученный, небритый доктор.

– Мне приказано к 12.00 передать раненых. После полудня начинаем работать на новом месте. Начальник уже там.

Передача состоялась. Доктор просто сказал, что в здании лежит около двухсот раненых, ежедневно они, ЭП, будут давать нам еще примерно сто.

Эвакуации пока нет, потому что возят на Алексин, а мост взорван и раненых переводят по льду. Дрова можно брать где-то около лесопилки, а воду нужно возить в бочках из реки.

– Засим будьте здоровы! Раненые говорят, что бои тяжелые.

Упрашиваю:

– Вы хотя бы сегодня нам не направляйте новых. Только сегодня.

– Не обещаю. Там у нас, наверное, еще хуже. Так что… сами понимаете.

Через час они свернули перевязочную и уехали.

Что делать? Ответ ясен: убирать кал и мочу. Напоить. Согреть. Накормить. Только потом – предусмотреть кровотечение, заметить газовую, чтобы ампутировать, выловить шоковых и попытаться помочь. В последнюю очередь – перевязки и обработка ран для профилактики инфекции и заживления.

Начальник не приехал. Комиссар не знает, не может.

Пришлось мне командовать. Вызвал хозяйственников, старших сестер и аптекаршу.