Полгода — и вся жизнь

— Я получил телеграмму от Густава, — сказал Ганс Ахтерер своей жене после обыска. — Он не может приехать за Ренатой.

Грета собрала последние остатки сил, чтобы сдержаться.

— Это ты тоже хочешь взять на себя, — с горечью сказала она.

— Я попытался объяснить происшедшее бургомистру и буду придерживаться своей версии. Густав здесь ничем не смог бы помочь.

Грета долго искала чемодан. Чемодан был очень стар. Это с ним Ганс Ахтерер однажды приехал в Вену, в гимназию, где подружился с Густавом Бухэбнером. Ганс попросил жену не собирать много вещей: что-нибудь из одежды, белья, пару книг.

На следующее утро Грета объявила девочкам, что инженер не сможет за ними приехать и поэтому она сама отвезет их сегодня к поезду. Камилла сопротивлялась этому неожиданному отъезду как могла. Накануне она обращалась за помощью к Петеру. Он был ее последней надеждой. Но нежные слова, которые она впервые ему сказала, запоздали. Петер сначала взял письмо и согласился отнести его в госпиталь, но потом порвал его на мелкие кусочки. Камилле не осталось ничего другого, как дожидаться какой-нибудь весточки от Винцента. Но ее ожидания были напрасны.

— Мне нужно уйти, — сказала она Ренате. — Ненадолго. На четверть часа. Может быть, Грета не заметит меня. Я уйду, а ты сиди молча.

— Нет, — ответила девочка, которую охватывало отчаяние от мысли о предстоящем отъезде. — Я не пущу тебя. Только не сейчас. Если ты уйдешь, я начну кричать. Я все всем расскажу, всем.

Камилле так и не удалось скрыться от навязчивого внимания ребенка.

Вечером на хутор Ахтереров пришел солдат. Грета не знала его. Он назвал свое имя и спросил Камиллу.

— Ах, это вы, — сказала крестьянка. Она видела, что он очень боялся ее ответа. Ей стало жаль его.

— Камилла уехала, — сказала она.

Солдат поблагодарил и медленно вышел со двора.

«Ротенвальд, — думала Грета. — Это имя я где-то слышала. Он, кажется, уже приходил к нам».

Но своего мужа она уже не могла расспросить об этом.

Я попросила Ингу поехать со мной в аэропорт, чтобы встретить Матиаса. Но потом отказалась от этой затеи. «Зачем мне его встречать, если я его не провожала», — подумала я.

Самолет прилетал вечером. Возвращаясь домой из бюро, я купила к ужину все, что любил Матиас. Я понимала, что после этой поездки нам необходимо выяснить наши отношения и прийти к какому-то согласию независимо от того, где будет учиться Матиас. Я была готова к этому.

Я чувствовала себя намного спокойней, чем когда ждала Камиллу. Тогда мне казалось, что я владею ситуацией. Я старалась показать ей, что мне нечего терять. С сыном все обстояло по-другому. Мы оба знали, чего могли лишиться.

— У тебя есть молоко? — спросил Матиас, когда мы сидели за столом. Он почти не притронулся к еде. — Налей мне большой стакан.

Он выглядел иначе, чем в последнюю нашу встречу. За долгое время разлуки в его лице не осталось ничего детского. Но на взрослого человека он тоже не был похож. Скорее всего, он сам не знал, кто он теперь. Его загорелые руки и некоторые жесты напомнили мне Юргена. Раньше я этого не замечала. Матиас выглядел очень усталым, вел себя скованно, и я оставила его в покое. Чуть отдохнув, он стал рассказывать, но говорил обо всем в самом общем виде, так что мне казалось, будто я читаю короткий путеводитель для людей, не желающих тратить время на сбор информации. «У отца и Верены все в порядке, — закончил он, — они очень хорошо приняли меня».

— Значит, твое путешествие прошло успешно, — сказала я.

— Что значит «успешно»? — спросил Матиас раздраженно. — Почему люди твоего поколения все измеряют этим понятием? Я уезжал, кое-что посмотрел, вот и все.

— Ты упрощаешь, — возразила я. — Это была не простая поездка. Ты побывал в стране, где, может быть, проживешь какое-то время. Ты должен об этом подумать.

— Только не сейчас, — сказал сын, — позже.

Мы сменили тему разговора. Нам было тяжело друг с другом. Он посмотрел на часы и встал.

— Спать я поеду к бабушке, — сказал он смущенно. — Пойми меня правильно.

Я кивнула. Я ожидала этого.

Когда он приехал, я протянула ему руку, у меня не было желания обнять его. Сейчас я бы с радостью сделала это, но теперь он подал мне руку. Он смотрел на меня сверху вниз, и в его позе чувствовалась натянутость.

— Я бы хотел, чтобы между нами все прояснилось, — сказал он.

— Я тоже, Матиас.

— Ты больше не сердишься на меня?

Я покачала головой. Я знала, что он ищет глазами, украдкой оглядывая комнату. Но в этот момент я не могла говорить о Грегоре.

— Что ты будешь делать летом? — спросил он. — У тебя будет отпуск?

— Да, — ответила я, — в июле, четыре недели.

— Отлично, — сказал он, оживившись. — Тогда подумай, где мы его проведем.

— Четыре недели вместе? — спросила я с сомнением.

— Почему бы нет, — сказал он уже на лестнице.

Но у меня было чувство, что он убегает не от меня, а от этих своих слов.