Поля Елисейские. Книга памяти

Фельзен Юрий (наст. имя Николай Бернгардович Фрейденштейн; 1894–1943) – прозаик (находился под сильным влиянием творческой манеры Марселя Пруста), критик, в эмиграции с 1918 г., в Париже с 1924 г., член Союза молодых поэтов и писателей, участник объединения «Круг». В 1942 г. арестован нацистами, погиб в Освенциме.

Червинская Лидия Давыдовна (1907–1988) – поэтесса, чье художественное мировоззрение сформировалось под влиянием Г. Адамовича; в своем творчестве стремилась к наиболее полному выражению эстетических принципов «парижской ноты».

С.34. Оден Уистен Хью (1907–1973) – англо-американский поэт и эссеист. С Оденом Яновский познакомился и подружился в шестидесятые годы, а после его смерти написал о нем мемуарный очерк «У.Х. Оден» (впервые: Antaeus. 1975. Vol. XIX. Autumn. P. 107–135); на русском языке, в переводе Н. Ермаковой, очерк был напечатан в журнале «Звезда» (1993. № 11. С. 145–162).

…Бунина и Шмелева, прополов, издают теперь в Союзе… – Из всех эмигрантов Бунина и Шмелева начали издавать в СССР одними из первых, начиная с пятидесятых годов.

С.35. Шаршун Сергей Иванович (1888–1975) – живописец, обосновавшийся в Париже с 1912 г. и после войны получивший большую популярность на Западе; выступал также на литературном поприще, считая себя «лирическим поэтом, пишущим прозу».

Маркион (85?–165? н. э.) – один из самых знаменитых гностиков, реформатор христианства, составитель собственного евангелия, создатель особой церкви в Риме (в 144 г. н. э.). Литераторы младшего поколения на русском Монпарнасе проявляли большой интерес к учению Маркиона. См. посвященную книге В. Варшавского «Незамеченное поколение» статью Адамовича «О христианстве, демократии, культуре, Маркионе и о прочем» (Новое русское слово. 1956. 25 марта № 15611. С. 8).

С.36. ..Мережковские – Ивановы останутся верными себе и начнут пресмыкаться перед немецкими полковниками… – Имеются в виду стойкие антисоветские пристрастия Д.С. Мережковского и Г.В. Иванова, в начале Второй мировой войны рассматривавших агрессию Германии против СССР как один из возможных вариантов борьбы с большевизмом. На практике это выразилось в единственной речи Мережковского по радио, после его смерти опубликованной в «Парижском вестнике» (1944. 8 января) под названием «Большевизм и человечество». Одним этого было достаточно, чтобы считать Мережковского коллаборантом, другие же утверждали, что «никто не посмеет сказать, что Мережковские “продались” немцам. <…> Снисходительность Мережковского к немцам можно было бы объяснить только одним: “Хоть с чертом, да против большевиков”» ( Тэффи. Зинаида Гиппиус // Новое русское слово. 1950. 12 марта. С. 2). Характерно свидетельство Тэффи, описавшей юбилейный вечер Мережковского в Биаррице, который был организован во время немецкой оккупации в отеле «Мэзон Баск» (Тэффи и Мережковские одно время были размещены там в качестве беженцев): «На огромной террасе нашего отеля под председательством графини Г. собрали публику, среди которой мелькали и немецкие мундиры; Мережковский сказал длинную речь, немало смутившую русских клиентов отеля. Речь была направлена против большевиков и против немцев. Он уповал, что кончится кошмар, погибнут антихристы, терзающие Россию, и антихристы, которые сейчас душат Францию. <…> “Ну, теперь выгонят нас немцы из отеля”, – шептали перепуганные русские» ( Тэффи. О Мережковских // Новое русское слово. 1950. 29 января. С. 2).

Что же касается Г.В. Иванова, то ему инкриминировалось лишь членство в так называемом сургучевском союзе писателей, организованном под эгидой оккупационных властей. Отметая обвинения в коллаборационизме, в письме М. Алданову от 6 февраля 1948 г. Георгий Иванов писал: «Я не служил у немцев, не доносил (на меня доносили, но это, как будто, другое дело), не напечатал с начала войны нигде ни на каком языке ни одной строчки, не имел не только немецких протекций, но и просто знакомств, чему одно из доказательств, что в 1943 году я был выброшен из собственного дома военными властями, а имущество мое сперва реквизировано, а затем уворовано ими же. Есть и другие веские доказательства моих “не”, но долго обо всем писать.

Конечно, смешно было бы отрицать, что я в свое время не разделял некоторых надежд, затем разочарований тех же, что не только в эмиграции, но еще больше в России разделяли многие, очень многие. Но поскольку ни одной моей печатной строчки или одного публичного выступления никто мне предъявить не может – это уже больше чтение мыслей или казнь за непочтительные разговоры в “Круге” бедного Фондаминского» (Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды / Письма Г. Адамовича И. Одоевцевой и Г. Иванову (1955–1958) // Публ. О.А. Коростелева // Минувшее. Исторический альманах. 21. М. СПб.: Atheneum – Феникс, 1997. С. 495–496).