Поляна чудес

Как долго нёсся — не знаю, но вскоре осознал очевидное — совсем заблудился. Еда и компас остались в сброшенных вещах на проклятой поляне чудес. Следы назад, если я вообще помыслил бы вернуться, исчезли за ветром, вокруг — непроглядная пустошь, холодное ничто, уже сковывающее движение. Хуже того — я в трёх днях от «Архангела Михаила», если уже не больше, в запасе, даже если и повезёт — меньше суток.

Когда это осознание пришло, я обессиленно упал в снег. Руки мои кровоточили, видно, от чудо-цветов, голова гудела от недосыпа, погода предательски вставляла тысячи ножей, дезориентируя и коля, — желала, чтобы я тут и погиб, унеся тайну поляны чудес в могилу, чтобы только охотники, которых мы даже никогда не видели, продолжали манить путников на встречу с этой кровожадной неизвестностью.

Вам и не описать, каких невероятных усилий мне стоило после всего этого подняться и повернуть назад, пускай только и зная нужное направление, в строну поляны чудес. Я понимал, без припасов, карты или хотя бы компаса, мне не спастись.

12

В этой авантюре и борьбе за выживание мне предстояло встретиться с этими тварями ещё раз. Я понимал, что слишком слаб, чтобы противостоять лохматому волку-переростку и растениям, потому план заключался лишь в том, чтобы снегом проложить дорогу до необходимых вещей и тут же быстро исчезнуть.

По какой-то невероятной удаче, а может, эта поляна хотела, чтобы я к ней вернулся, моя кривая дорога вывела меня к нужной цели под лучи рассветного солнца.

Глядя на неё из-за веток деревьев, никакой угрозы не было видно, только трупы Гриши и Бориса Николаевича оставались ещё в земле, которая постепенно, как зыбучие пески, погружала их в себя. Вещи тоже были там, похоже поляне они были не слишком интересны, потому наши сумки, она приподнимала над поверхностью, стараясь даже как-то выбросить прочь.

Не буду скрывать, у меня дрожали ноги и руки, инстинкт самосохранения отказывался пускать меня вперёд. Я остановился неподалёку от поляны чудес, не ступая на её территорию, стараясь собраться с мыслями, хотя времени на это, говоря откровенно, совсем не было.

О таком ли божьем подарке человечеству говорила Полина, когда мы были на Урале, ища подобное «чудо», явлённое нам по рассказам местных? «Нет», — рассуждал я, — «ей хотелось верить в чудеса и красоту, рождённую природой, или богом, возможно, и создавшим всю ту материю, в которой мы существуем. Однако, несмотря на то что она любила о нём говорить, была цель, по которой Полина нисколько не ставила под сомнение его существование». Понимаю, что, может быть, многие не поверят в то, что в тот миг ответ на вопрос моей жены стал предо мной камнем преткновения — если не отвечу на него, то так и сгину в глухих снегах Сибири. Тогда все эти обстоятельства, заставившие меня довольно часто возвращаться в прошлое, и многочисленные смерти, потрясающие сознание и заставляющие закрыть лицо руками и не переставая паниковать, привели моё сознание к главному катализатору — к причине, по которой я тут. «Зачем Полине был нужен бог?». Копаясь в воспоминаниях, невольно вспомнилась фраза, которую она произнесла почти накануне своей смерти: «Он неустанно ведёт меня сквозь дремучую тьму собственного создания, и всегда выводит на свет — уж это, пожалуй, его главное чудо и свершение». Мысль замкнулась на этой фразе, а осознание ударило под дых: ей нужен был не бог и не религия, не оправдание и не мольбы в ничто, якобы меняющие судьбу, — Полина хотела верить, верить во что угодно, но лишь бы эта непоколебимая уверенность помогла выйти из любых передряг и любых трудностей, создаваемых в кузнице неизвестности и жестоких тайн природы, в которую мы, геологи, погружаемся практически каждый день.

Не скажу, что после этого осознания страх перед смертью исчез, но вера в то, что я выберусь из этой передряги ради того, чтобы рассказать историю произошедшего миру, спасти не только себя одного, но и всё общество целиком, укоренилась во мне большой силой, позволившей встать и приготовиться биться за собственное выживание.

Сняв куртку и сделав из неё импровизированный ковш, я принялся сначала осторожно, а затем всё более ускоряясь, бросать снег на поляну чудес. Цветы пытались растопить образовавшийся раздражитель. Но мне везло — природа слепа и не видела, что это делаю именно я.