Поляна №2 (8), май 2014

Итак, судя по всему, Ясную Поляну Подобедов-таки заимел.

Однако что-то не слыхать из этой Поляны восторженных реляций о произведении на свет заявленных шедевров. Я уж не говорю о «Войне и мире». Оттуда (из Подобедовской Поляны) вообще ничего не слыхать.

Возможно, Димка в своей модели чего-то все-таки… не рассчитал?

Татьяна Кайсарова

Речь, слова… и слова прощанья

Как же катастрофически не хватает слов и как узки смысловые границы самого слова!

Недавно после прочтения одного из стихотворений замечательного современного русского поэта Андрея Ширяева, жившего в Эквадоре, вот этого стихотворения:

Тугой, прозрачный звук ладонью зажимая,

приходит по ночам, касается меня пока ещё моя.

Пока ещё живая в холодных языках вчерашнего огня.

И думает о том, что нас не будет в мире,

что мир не в нас, что нет ни мира, ни войны,

и прячется лицом в распахнутом мундире,

и позволяет мне не спать и видеть сны.

Но в поисках любви и сна иного свойства,

я падаю ничком, как спившийся монах,

в кровоточащий дым ночного беспокойства,

в гаданье на чужих, обманных именах.

Повиснув на цепях юродства и блаженства,

ищу другую речь и вижу вдалеке,

как мечутся слова в пределах совершенства

и говорят со мной на странном языке.

…я написала ему в личной переписке: «Андрей, мне кажется, что ты уехал так далеко для того, чтобы искать и создавать иную, не избитую, речь, которую возможно обрести, не соприкасаясь слишком близко с современной, часто примитивной, поэзией и, порождающим ее существованием?»

Он ответил мне: «Танюш, слова, сами по себе, несовершенны, пока на них говорят люди. И слишком мало каждое из слов в себя вмещает. У любого языка есть установленные им же пределы совершенства, максимум возможного. И когда понимаешь, что выйти за эти пределы не помогают никакие ухищрения – просто потому, что слова содержат меньше смыслов, чем тебе необходимо – становится тоскливо и почти физически больно. И хочется всё бросить. Было бы возможно строить стихи из молчания, я бы попробовал. У молчания неизмеримо больше значений».

Позднее, в теме наших рассуждений, я написала три стихотворения, которыми поделилась с Андреем:

Не видеть и не знать! Нырнув, коснуться дна,

Укутать ум в туман – там только чаек крик…

О, тёмная вода! Ты слышишь – я больна:

Колеблется любовь и скуден мой язык.

А та, другая речь, которой удержать

Могла бы эту ночь и поцелуй мгновенный,

Уже давно вольна сметать и возрождать

Носителей её в иных мирах вселенной.

Поговори со мной на странном языке.

Не можешь, милый? Ну, тогда послушай:

Любовь и наша речь, на тонком волоске,

Колеблются в ночи, разъединяя души.

А чуть позже это:

Этот тающий звук, ели слышный земной колокольчик…

Этот праведный ливень, каскадом летящий во мгле…

Этот лес, что когда-то был листвен и ствольчат,

Так прозрачен и тих, как единственный лес на земле.

Помолчу. Не умею читать по губам у пространства,

Не могу рассказать, что успела увидеть во сне…

Бьются мысли в слова тяжело безнадежно, напрасно

И трепещет душа, словно в синем бенгальском огне.

Этих птиц голоса… Жаль, что птичий язык не изучен.

Может, это они, так истошно, кричат нам о том,

Что убоги слова, как терновника серые сучья…

И теряются мысли в непознанном поле земном.

И еще: