Поляна №4 (6), ноябрь 2013

Вероятно поэтому она словно бы пропустила, не осознав и не загрустив, все моменты женского старения, а жила, как птица, сегодняшним днем и сегодняшним полетом…

«Пророческий» цикл успеха у публики не имел, хотя в узком кругу профессионалов он произвел своеобразный взрыв, заставив снова заговорить о правах реализма и о его магическом воздействии.

Сама же Ольга так вымоталась, что в начале лета устремилась с мужем в небольшой прибалтийский городок, где прежде никогда не бывала. По просьбе мужа им сняли там квартиру какие-то его знакомые. Муж ей случайно сказал, что один сослуживец собирается в прибалтийский городок, – и Ольга сразу же решилась тоже туда поехать.

Между тем, муж, рассказывая об этом сослуживце (и его жене, которую он тоже несколько раз видел), всегда использовал ироническую интонацию. Они попадали в разряд «мещан», которых, несмотря на новые веяния, не только реабилитирующие, но и превозносящие эту категорию людей, – он продолжал глубоко презирать. Муж в этом смысле был из «староверов». И сам занимался вещами не модными и не популярными – теоретической физикой. Если за границей за нее еще иногда давали гранты, то «Нобеля» получали почти исключительно люди дела – экспериментаторы. В России же физикам-теоретикам не светили ни гранты, ни тем более премии. Тут оставались только люди идеи и призвания. Прочим же казалось, что Вселенная уже не таит в себе никаких загадок. Все давно раскрыто и растолковано. Осталось только разобраться с хиггсовским бозоном, и все окончательно прояснится. (Муж считал суету вокруг бозона плясками вокруг Золотого тельца, так как под него давали особенно «золотые» гранты, а ситуацию в теоретической физике – почти безнадежной. Тут снова нужно было добираться до «начал», которые с течением времени исказились и замутились.) Он работал во второразрядном институте, считался «аутсайдером», и более удачливые коллеги делали вид, что его в науке не существует, хотя он со своими вопросами изрядно портил их «законченную» физическую картину…

…С чего вдруг она стала размышлять об этих мещанистых знакомых? Ольга приостановилась в одной из двух, снятых с их помощью, комнат – большой и светлой, с окном во всю стену. Всего же их было две – невыразимое удобство. Они с мужем не мешают друг другу думать, как всегда мешают даже самые близкие люди – при них думаешь уже как-то иначе. Да, но зачем ей эти Элькины? За ту неделю, что они тут были, Гриша Элькин успел намозолить ей глаза и уши. Ах, да! Элькины сняли квартиру (и надо признать, удачную!) не только им, но и еще какому-то «знакомому знакомых». И вот сегодня Ольга, выбежав в магазин, случайно увидела Гришу Элькина, который, судя по всему, встречал на вокзале этого «знакомого знакомых» и теперь вел его в снятую квартиру.

Вид этого человека Ольгу поразил и несколько испугал. В руках у него был какой-то небольшой узелок, как у приехавшего из Швейцарии в Россию князя Мышкина. На щеках – недельная щетина (а ехать не больше суток). Высокий, но сутулый и какой-то расплывшийся, с большим животом, что Ольгу всегда отталкивало в молодых и немолодых мужчинах, с седыми неопрятными космами вокруг лысины. В какой-то мышиного цвета рубашечке, измятой и застиранной.

Все в облике, в фигуре, в лице – абсолютно мертвое.

Зачем такому человеку приезжать на людный курорт? Демонстрировать свои болезни, старость, неудачи, одиночество?

Он шел, уставившись в землю (на самом деле, это была красиво подобранная цветная плитка), а Гриша Элькин не закрывал рта.

На лице у этого «знакомого знакомых» застыло выражение не то злое, не то страдальческое. Может, у него что-то болело? Или болтающий Гриша его раздражал?

Проходя мимо Ольги, с которой Гриша обменялся кивками и улыбками, «знакомый знакомых» внезапно приостановился и поднял глаза.

Ее прожгло насквозь, словно по ней прошел ток. Что это? Она его знает? Да нет, не было у нее никогда таких тяжелых и мрачных знакомых. Таких опустившихся, небритых, толстых, ужасных…

Они одновременно друг от друга отшатнулись, и он почти побежал по улице, подволакивая ногу. Гриша за ним, причем Ольга почему-то подумала о том, с какой невероятной скоростью должен теперь двигаться неумолкающий ни на минуту Гришин рот.

– Олечка, за продуктами? – Гриша успел-таки обернуться и помахать ей рукой, догоняя небритого. Она кивнула ошарашенно.

И вот с тех пор не понимает, что такое с ней случилось. Да ведь ничего и не случилось! Встретился какой-то тип. Пугающий. Неприятный. Ужасного вида.

Ольга ведь была художницей. И визуальные впечатления оказывались для нее важнейшими. Она взяла карандаш и лист бумаги. Может, нарисовать? И это избавит от наваждения? Но очень не захотелось припоминать эти черты, это мертвое лицо.

Бог с ним совсем!