Поляне

— От гнилого колоса гнилое зерно, — убежденно заявил Кий. — А от гнилого зерна опять гнилой колос. И не в одной Милане причина. Не хотел я ответа держать перед тобой, и негоже бы мне… Да ладно уж, Лыбедь, один у нас с тобой отец был… Внимай же! Внимай сама и другим перескажи. Да, это я велел пожечь их всех. И с меня спрос — перед Дажбогом. А Дажбог ведает, что не только за умыкнутую и невинно замученную Милану велел я проучить их. Не только за обиду брата нашего Хорива пожгли мы их, не только! Дажбог ведает… Да, с князя спрос! И оттого князь не только о братьях — о всех людях своих, о всей земле своей мыслить обязан. О-бя-зан! О всех полянах, о всей земле полянской мыслил я, когда затеял сей поход на соседей.

— Чего же ты хотел? — спросила растерянно Лыбедь. — Не разумею…

— А ты внимай! Дажбог ведает, чего я хочу, чего желаю. Чтобы все соседи с полянами были, а не супротив полян, вот чего я желал, желаю и буду желать! Чтобы все анты под моим стягом собрались. Тогда никто не страшен земле нашей…

— Может, — задумчиво произнес Щек, — надо было извести только Уса и род его? Тогда все прочие соседи заболотные пошли бы под твой стяг, княже…

Он заметил удивленно-благородный взгляд Лыбеди и продолжал, по своему обыкновению, негромко и неторопливо:

— Выходит, могла наша сила за счет соседской силы возрасти. А мы сами подсекли ее. Может, просчитались?

— Ты всегда все подсчитаешь! — раздраженно отозвался Кий. — Подсчитаешь и развесишь! Тебе бы на погосте торговать, а не дружины водить… А ты другое взвесь, благоразумный братик мой! Другое подсчитай. Не о торге речь веду, о делах ратных. А в ратном деле первый подсчет — где сила, а где слабина. Где, полагаешь, головная слабина в ратном деле? Не ведаешь, молчишь? Так внимай же, что я скажу. И вы все внимайте. Пока сказывать не перестану.

Князь подошел к коню, которого Хорив все еще держал под уздцы. Положил тяжелую ладонь на холку — по золотистой шерсти дрожь прошла, как по степи под чадами Стрибожьими. Не убирая руки, молвил далее:

— Глядите какой! Резвый, сильный. Посади на него хоть двоих — вынесет. Верно? А дай тем двоим каждому свой повод? Что получится? Один в одну сторону дернет, другой в другую. Только зря губы коню порвут. А далеко ли ускачут? И ни к чему тогда вся великая сила конская. Не забывайте, братья, и ты, сестра, помни! Ни к чему самая великая сила, ежели разные руки ее в разные стороны дергают. Вот тогда и нарождается головная слабина в ратном деле. И не только в ратном… Да что я с вами толкую здесь! Может, еще сходку созовем, га? Еще день потеряем в пустобрехании и лайках, потолчем воду в ступе? А то мало прежде толкли… А про древлян забыли, они же часу не теряют, уже ждут нас. Или нам их ждать, когда еще раз Ирпень перейдут? Нет, не буду ждать! Не стану терять часу на порожнее брехание! Пока живой, землю полянскую, войско полянское устраивать буду, силу полянскую беречь и множить. Ни на что иное дня не истрачу более, клянусь Дажбогом! Вот и весь мой сказ. Всё! Не обижайся, сестра, рад был узреть тебя, теперь иди к себе. Займись своими делами, девичьими. А мы тут — своими… И вы, братья мои, не забудьте: разные руки одному коню только губы рвут.

— Губы коню… — повторил Щек, словно обращался к самому себе, размышляя вслух. — Губы коню и одной рукой порвать можно. И не туда поворотить…

И Кий, и Хорив, и Лыбедь, услышав такое, только взглянули на Щека — каждый по-своему.

16. Попытка — не пытка

Кий долго не соглашался. Считал, что пустая затея. Горазд уговаривал князя, доказывал.

— Пустое замыслил ты, боярин, — упирался Кий. — Пустое! Не станут толковать с тобой древляне, только живота лишат. Надобно сие?

— Надобно, — убежденно возражал Горазд, поглаживая долгую бороду. — Надобно, княже.

— Что надобно? Чтобы живота тебя лишили? Га?

— Может, и не лишат. Может, столкуемся по-доброму. Сколько кметов сбережешь тогда! И час выгадаешь, для многих прочих дел руки себе развяжешь. А далее, кто ведает, может, еще придут тьмы кметов древлянских под твой стяг, как пришли росичи. Сам ведь желаешь того.

— Желать желаю, да одним желанием сыт не будешь. Не верю я в такое дело, боярин.

— А ты вспомни, княже. При отце твоем Рексе ходили древляне совместно с полянами на ромеев? Бывало такое? Бывало. А что бывало, то еще и еще быть может. Ходили ведь вместе и добычу делили честно. Помнишь?

— Как не помнить! То мой первый поход был. А для отца — последний. Не принесли тогда древляне удачи роду нашему.

— Как на дело поглядеть… В том первом своем походе ты сражен не был. А отец твой… Древляне тут ни при чем. На то воля богов была. Отпусти меня, княже! Один пойду к древлянам, без кметов. С добрым словом и подарками…

— Кланяться им еще?! — вскинулся Кий.

— Низко не поклонюсь. Ромеям, когда надо было, ниже кланялись.

Вспомнив Царьгород и то самое тяжкое, что довелось испытать тогда, Кий сдвинул брови-крылья, скрипнул зубами. Смолчал.