Поляне

А вон и Днепр уж виден, и Горы за Днепром — в сизых дымках над зеленью деревьев, в которой здесь и там начала проступать желтизна. Скоро — перевоз Киев, и Брячислав вспомнил, как в былое время они с отцом, тоже после доброй охоты, подходили тем же путем к тому же месту. Тогда впервые узрел он перевозчика Кия, нынешнего тестя своего, уже старого и слабого — нет более перевоза Киева, одно название осталось, другие теперь перевозы и другие перевозчики… Тогда, в тот же давний-давний, щедро обласканный Дажбогом день, узрел впервые Брячислав диво дивное: на смуглом скуластеньком личике девичьем — черные брови, как крылья ласточки, а под бровями — в частых черных ресницах — очи насмешливо прищурены, серо-синие, будто волна днепровская… Скоро вновь засмеются ему ласково те очи дивные — очи жены его Бояны…

Отдавшись думам и чуть опередив остальных, Брячислав не услыхал разговора, который продолжен был, когда кончили петь.

— Не простое на сей раз полюдье будет, — говорил гридням Воислав. — С нами росичи пойдут, у северян попируем, а после все разом на древлян навалимся. Да так проучим их, так примучим, такую дань великую наложим, что никогда уж впредь не перейти им Ирпеня! Никогда более не набегать на наши Горы, не разорять дворы полянские, не умыкать жен и дев наших!

— Мы их — как соседей заболотных! — подлил масла в огонь Ареовинд, потрогав навершие долгого меча своего.

— Именно! — еще пуще распалился боярин. — Поход на заболотных, считай, только первая стрела…

— А то? — даже собираясь возразить, Доброхлеб обычно для начала соглашался. — То первая наша стрела. Только я так разумею, что древляне — не соседи заболотные. Древляне числом своим великим сильны зело. У них и Валы Долгие, и корста на Уже никто еще не брал.

— Так ты что же, — Воислав нацелил на десятского свой нос, того и гляди клюнет, — древлян устрашился?

Тут, может, впервые за весь разговор Доброхлеб не стал соглашаться нисколько, потемнел лицом, ответил сурово:

— Ты ведаешь, боярин, я одного только страшусь — щекотки.

— Так и я о том же самом речь веду, — Воислав понял, что без причины обидел десятского, и решил, старый хитрец, отшутиться. — Ведь я о чем толкую. Может, ты опасаешься, что возьмешь корст на Уже, вломишься в терем самого Горислава, а он тебя мечом щекотать начнет.

— А то? — Доброхлеб оценил стремление боярина к примирению и поддержал его шутку: — Я от его щекотания смеяться начну, от смеха же рука силу теряет, вот и не совладаю. Только того и страшусь.

— А чего страшиться? — вмешался Филоктимон. — Рука силу потеряет, тогда и твой меч, Доброхлеб, князя древлянского щекотать начнет, Горислав от той щекотки тоже засмеется…

— Тут и будут один другого мечами щекотать да смеяться, — вставил сумрачным голосом Ареовинд, а у самого в глазах — веселье.

Воислав захохотал громко и сипло, сотрясаясь сутулой спиной и поднятыми плечами — будто ворон закаркал. Конь под боярином забеспокоился, раздул ноздри и ржанул коротко. То ли близость Днепра и Гор почуял, то ли на смех хозяина отозвался. Вслед за ним подала голос и пятилетняя кобылка под Филоктимоном.

— Гляди, и коням весело, — заметил Доброхлеб, после чего гридни грохнули так дружно, что пуще прежнего взбудоражили коней и вспугнули птиц, вылетевших тотчас здесь и там.

Брячислав от того дружного хохота очнулся в седле, перестал вспоминать свою первую встречу с Боянкой, придержал коня и присоединился к боевым товарищам.

— С древлянами, — продолжал, уже без шуток, Воислав, — совладать непросто. А надо. И совладаем. Наш князь ратное дело разумеет, и боги любят его! Совладаем! Тут ведь как надобно супротив сильного недруга? Приметить, где и в чем он сильнее тебя, а где и в чем слабее. Там, где он сильнее, твоя забота одна — устоять, не поддаться. А там, где он слабее, туда всю свою силу и направь. Это в любом нашем деле так, кметов ли ведем за собой, или один на один рубимся. Сию науку я уразумел, когда был еще моложе тебя, Славко. Этой наукой и князь наш володеет. Он ведает, где его сила и где у недруга сила. Он узрит и слабое место у недруга. И ударит в то слабое место всею силой своей! Так что древлян одолеем, не сомневайтесь. А после на дреговичей и кривичей пойдем, до вятичей и радимичей доберемся. И соберем всех под единым Киевым стягом. Позовем еще уличей с тиверцами и дулебов, пускай примыкают, как бывало прежде. Великая сила соберется! Проведают про нашу великую силу славины, одумаются, замирятся с антами и тоже все под наш стяг пойдут…

— Ого! — не выдержал Брячислав.

— А то? — сверкнул глазами Доброхлеб.

— Чуете, какая сила неодолимая соберется тогда под стягом нашим? — впалые щеки Воислава почервонели над сивыми усами. — Чуете? Тогда нам никакие обры не страшны, пускай приходят! О-го-го! Да мы на каждое свое седло по два обрина подвесим, будут болтаться, как эти вепри. А после, как побьем обров, тогда…

Тут боярин умолк внезапно, повесив сивочубатую голову, и добавил негромко: