Поляризация литературно-критических позиций и российское общественное сознание на рубеже 1980‑х — 1990‑х годов

Несколько ранее в статье «„Реальная критика“ вчера и сегодня» (Новый мир. 1987. №6) Ю. Буртин призвал вернуться к принципам «реальной критики», которые усматривал не только у Добролюбова, но и в статьях «Нового мира» 60‑х годов, из них бралась и предлагаемая основная, ведущая идея — идея демократизации. Однако это предложение не встретило сочувствия как раз у товарищей Ю. Буртина, «шестидесятников». «Но представьте себе, что эта идея победила, — заявил Л. Аннинский, любитель спорить и нетривиально выражаться, при обсуждении критики 1987 г. — И возникла ситуация, когда все высказываются свободно и вовремя. Кому нужна тогда демократия в качестве откровения? Что тогда будет делать „новый Добролюбов“?»[27] Один из самых видных «новомирцев» И. Виноградов выступил против любых однозначных предпочтений, хотя бы и «нового Добролюбова» (оговорив, что «реальная критика» была вынужденной формой подцензурной публицистики), за полный плюрализм мнений, теорий и мировоззрений, за «новых» Дружинина, Антоновича, Григорьева, Писарева, Страхова, Михайловского, Бердяева, Розанова, за свободу спора при подлинной культуре спорящих (Перед лицом неба и земли // Литературная учеба. 1988. №1).

Тогда, в начале 1988 г., этот призыв практически никем не был услышан, и вся глубина соображений И. Виноградова не была уяснена. Острота полемики побуждала большинство критиков становиться на сторону одной и только одной литературной (журнальной) партии. Да и сам И. Виноградов, приглашенный С. Залыгиным в новую редколлегию «Нового мира», вскоре покинул ее, не согласившись с решением напечатать в журнале подборку стихов Ст. Куняева. Вл. Новиков в статье 1988 г. сочувственно цитировал слова одного из героев хроники В. Белова «Кануны»: «⟨…⟩ я знаю: в мире существуют классовые противоречия. Но можно ли игнорировать другие, не менее мощные противоречия? Противоречия национальные, например… А религиозные противоречия?‥ Противоречия полов. Глупых и умных. Слабых и сильных просто физически. Все это вы заменили одним: классовым антагонизмом». Критик добавлял, что «уж судьбу нашей интеллигенции никак не понять без учета противоречия глупых и умных, честных и нечестных»[28]. Очевидно, что и писатель, и критик оба отошли от марксизма-ленинизма, в 1988 г. еще государственной идеологии, фактически признали методологический плюрализм, но В. Белов (кстати, в это время член ЦК КПСС) остался приверженцем национал-патриотического направления, а Вл. Новиков примкнул к «левым» демократам.

Наиболее заметной попыткой преодолеть однозначное противостояние лагерей явилась статья А. Латыниной «Колокольный звон — не молитва. К вопросу о литературных полемиках» (Новый мир, 1988, №8). Рассмотрев крайности «левых» и «правых», А. Латынина постаралась найти и положительные моменты в суждениях тех и других, в частности, констатировав «доносительский оттенок» статьи В. Бондаренко «Очерки литературных нравов», признала здравой мысль о ряде антисталинских вещей как событии скорее общественном, чем литературном: «Но какой взрыв негодования вызвала в периодике эта достаточно трезвая (и, конечно, не Бондаренко изобретенная) мысль — Б. Сарнов („Огонек“, 1988, №3), Н. Иванова („Огонек“, 1988, №11), Т. Иванова („Огонек“, 1988, №8), А. Турков („Юность“, 1988, №4)»[29]. Примирительная миссия не состоялась. На А. Латынину с особенным негодованием набросились оппоненты и «справа», и «слева»[30]. Б. Сарнов в начале 1989 г. (Юность. №1) видел главную ее вину именно в независимости и объективности: «⟨…⟩ если 87‑й год был ознаменован резким противостоянием, поляризацией литературно-критических суждений, взглядов, позиций, то год последующий прошел скорее под знаком раздраженного недовольства этой поляризацией»[31]. Среди недовольных основное внимание уделялось А. Латыниной, хотя ее статья совсем не была рассерженной. Б. Сарнов усмотрел в статье главным образом уступки противоположному лагерю и не обратил внимания на положительную программу А. Латыниной: либерализм и реформаторство. Либерализм не в абстрактном, а в точном историческом смысле, безоговорочно отвергнутый большевиками. Оставаясь на позициях горбачевской «перестройки», улучшения социализма, страстный «шестидесятник» Сарнов не понял, что А. Латынина, как критик по видимости заняв умеренную «центристскую» позицию, в то же время как публицист оказалась гораздо радикальнее «левых радикалов», предсказав пути далекого выхода из кризиса, в который тогда страна еще только втягивалась. А. Латынина фактически была дальше всех от официальной линии, пока по-прежнему партийной.