Полярный круг. Выпуск 2

- Я вижу, вы почувствовали, - тихо заговорил Тавриев. - Еще совсем молодым, в первые дни пребывания здесь, я остро, пронзительно ощутил эту тишину, когда однажды отправился на рыбалку к далекому озеру. Теперь я знаю: свойство нашего северного края, может быть, одно из главных его свойств - молчание природы. Молчание лесов, гор, тундры, озер, снегов. Даже молчание рек на каменистых перекатах, молчание пурги и свиста ветра в горах. Все равно - молчание... - Тавриев посмотрел на Себастьянова, показалось тому, с сожалением. - Молчание, пока мы не вторгаемся в него грохотом строек, пока не нарушаем эту божественную тишину нашим индустриальным могуществом.

Себастьянов не знал, что ответить. В душе опять зародилось беспокойство.

- Простите, - сказал Тавриев, очевидно по-своему истолковав его молчание. - Поехали, тут уже близко.

Скоро они остановились у одинокой сторожки, над которой патриархально, древне вился дымок из трубы. С лаем выбежали к машине две пушистые лайки, но тут же узнали Тавриева, яростно закрутили хвостами.

Вышел к ним навстречу лесничий, крепкий старик в ватнике и высоких резиновых сапогах, с непокрытой седой головой, молча за руку поздоровался с приезжими.

- Он немой, - сказал Тавриев.

Взвалили вещи на плечи и по тропинке за лесником, который нес весла, спустились к озеру - оказывается, оно было рядом, метрах в ста от сторожки; у берега к затопленной мореной колоде были привязаны две лодки.

- Вот и наше Ясное,- сказал Тавриев.- Видите станцию? - Над водной гладью за вершинами сосен, далеко впереди, виднелась полосатая труба. Себастьянов узнал контуры реакторного цеха, который расстояние превращало в спичечный коробок, поставленный на ребро.

- Мы с вами на противоположном краю озера. А здесь, совсем рядом, предполагается... - Тавриев помолчал, - по их проекту вывести канал из Ясного в озеро Имана, отрезок всего в сто тридцать метров. Вы знаете.

- Да, знаю, - почему-то резко ответил Дмитрий Павлович.

Погрузили вещи в лодку, Тавриев сел на весла, протянул Себастьянову

ватник. - Накиньте. Будет прохладно.

Лесник оттолкнул лодку, помахал им рукой. Поплыли.

Стал отодвигаться берег, на котором стеной стояли высокие, стройные сосны. Под килем лодки невнятно лопотала вода. Свежий, острый ветерок, летевший в лицо, пахнул рыбой. Стало холодно, и Себастьянов на все пуговицы застегнул ватник. Дышалось ему легко, полной грудью, и вдруг он поймал себя на мысли, что, пожалуй, никогда в его жизни, заполненной работой и сутолокой, не было вот этого: первозданности молчаливого мира природы, одиночества на пустынном озере, розового северного неба над головой. Беспредельность, глубина, несуетность.

"Боже мой, как хорошо! - подумал Себастьянов и почувствовал, что спазм сжимает горло. - Да что это со мной? Что происходит?.."

- Сегодня, Дмитрий Павлович,- заговорил Тавриев,- я скажу вам совсем немного. Вот сейчас скажу... А так мы просто проведем вечер и ночь на Ясном, у костра, будем варить уху, я вас угощу чаем, который получается только из воды Ясного. Сегодня я вам хочу сказать следующее: превращать это уникальное озеро в часть отводного канала безнравственно!

- Почему?

- В результате сообщения с другими озерами оно потеряет свою уникальность, вы понимаете. - И Себастьянов почувствовал дрожь в голосе Тавриева. - Останется только видимость озера. Единственная в своем роде вода навсегда исчезнет, облысеют берега, сосны погибнут, потому что вода опустится до общего уровня. И эти древние сосны тоже уникальны: озеро и сосновый бор - единство. Природа миллионы лет трудилась над созданием этого чуда, а мы с вами в два рабочих месяца покончим... А! - Тавриев закашлялся. - Безнравственность тут двойная. Ведь мы, вторгшись в жизнь Ясного, не только погубим его, но и кощунственно надругаемся над самой идеей строительства атомных электростанций!

- Я вас не понимаю...

- Чего же тут понимать... - В голосе Тавриева была теперь непримиримость. - Ведь впервые мы нашли формулу строительства электростанций, которая не разрушает окружающую природу. Везде мы говорим и пишем: "Атомные электростанции - это ясное небо, чистые воды, нетронутые ландшафты". Это так и есть! Если бы мы по старой привычке не гнались за сиюминутной прибылью, если бы не думали о завтрашней премии, если бы кто-то не пекся о своем продвижении по служебной лестнице...

- Или не помышлял о диссертации, - усмехнулся Себастьянов.

- Простите, не понял.

- Это я так...

- Что же, - гневно продолжал Тавриев, - давайте губить Ясное ради ближайших планов и выгод! Только и на знамени нашем, с которым мы шагаем по лесам и весям, давайте напишем: "После нас хоть потоп!" По крайней мере будет честно.

Себастьянов молчал. Журчала под килем лодки вода. Пара уток пролетела низко над озером, свистя крыльями.

Солнце село, и зыбко, расплывчато все было кругом.