Полярный круг. Выпуск 2

Познакомились они на танцах в Доме культуры. Матвей только сшил себе новый пиджак и потому не отказывался от удовольствия "погарцевать" на виду у местных девчат. С пиджаком этим, правда, вышла небольшая накладочка. Причиной этому был неисправный телевизор в общежитии. Изображение в нем вытягивалось по вертикали, и оттого у всех женщин на экране оказывались непомерно длинными талии, а у мужчин - пиджаки по колено. Приняв это за последний крик моды, Бабкин переругался со всеми в ателье, но настоял на своем фасоне. У многих пиджак вызывал улыбку, а Матвей втайне гордился своим клетчатым "клифтом".

На танцах он всегда слегка навеселе впрямую рассматривал девушек, приглашая их, непременно выделывал левой ногой короткий, энергичный росчерк. Потом смело заводил житейский разговор о работе, погоде, родителях...

И вот как-то задержались глаза Матвея на маленькой девчушке-черноглазке, робко выглядывавшей из-за колонны. Приглянулась она ему. Румянец во всю щеку, челочка словно край вороного крыла, а сквозь густющие ресницы два блестящих уголька. Росточек невелик, а фигурка ладная.

Бабкин взмахнул полами своего "клифта", шаркнул штиблетом:

- Не откажите, дело прошлое...

И нашло на Матвея удивительное затмение - с тех пор, когда у нее среди танца вдруг вырвалось:

- Отдохни, запалился, поди...

Тут надо сказать: если уж Матвей начинал кружиться в вальсе, то кружился до изнеможения - так, он считал, надо танцевать. Другие партнерши загорались, приходили в какое-то исступление, хохотали до слез. А эта пожалела: "Отдохни, запалился, поди..." Так говорили в деревне, где родился Бабкин.

- Откуда будете?

- Местная, - ответила черноглазка.

- Это же как же понять? - удивился Матвей. - Рождение тутышнее, что ли?

Она кивнула:

- Наш род спокон века тут. Поречане мы. Селенье выше по реке стоит.

- Ишь ты!- чему-то восхитился Бабкин.- А звать-величать, извиняйте?

- Марина.

- Глянь-ка ты! - опять удивился Матвей.

Они стали встречаться. Однажды, завидев высоко в небе стаю гусей, она, протянув ладони вверх, нараспев произнесла:

- Гуси, гуси, лебедушки, Молодые молодушки, Уроните мне по перышку...

- Откуда тебе это известно? - в который уже раз удивился Бабкин.

- Одна моя бабушка русаночка, а другая-то чукчаночка... - улыбнулась черноглазка. - Я помню, бабка любила выпевать про Владимира Красное Солнышко, про Добрыню и Марину-чернокнижницу. А еще про княжеску гридню, кирпищатый пол да косящато окно...

Бабкин тогда враз и решил:

- Маринушка, свет мой! Вот что я скажу тебе. Ты только слушай серьезно, вникай. Это не просто вот так, с бухты-барахты. А... сама знаешь, Бабкины - народ не такой, чтоб там чего или как.- Он покрутил пальцем над головой. - Нету у нас такого, нету! В общем... - и он, набрав воздуха в легкие, рубанул рукой, - в общем давай-ка сообща жить. Со мной не пропадешь. Человек я мастеровой...

Она ничего не ответила, а медленно побрела по мокрым камушкам, маленькая, с травинкой в уголочке губ. И привиделась тут она Матвею в цветастом сарафане, с тяжелой косой, возле березоньки...

- Знаешь, как у нас невест зовут? Жальчиночками.

- Это почему?

- Значит, чтоб жалела она своего мужа, обшивала его, гостинцы дарила.

- А ведь надо еще любить того человека, - сказала она робко.

- Ну а... - Матвей хотел было спросить, люб ли он ей, но не посмел и брякнул: - Пока можно и без всякого пожить. Как два хороших человека. А... а там, как говорят, слюбимся...

Недаром в деревне Бабкина прозвали Ухватом. Если уж за что ухватился - цепями не отдерешь. Уговорил. Но расписаться пока не расписывались. Марине не хватало трех месяцев до совершеннолетия. В педучилище, где она училась, сперва не догадывались об их сговоре, пока не стали они жить в комнате "четыре на два".

Все бы ничего, но жальчиночка оказалась на редкость пугливой и диковатой. Когда Бабкин пытался притянуть ее к себе, обнять - вся вдруг замирала, тихо и настойчиво отстраняла его руки. Так они и жили некоторое время. Матвей не сердился: может, думал он, у их него народа так принято...

В восемнадцать тридцать Матвей подруливал к дому. Здесь его уже поджидала она. Перегнувшись, он открывал ей дверцу. Потом начинался объезд поселка. У каждого большого дома по десять минут. Интересно смотреть на людей, выбегавших из подъездов с мусорными ведрами: почему-то у многих был перепуганный вид. Сигнал мусоровозки чаще всего заставал хозяев врасплох. Представьте, отдыхают себе люди после работы: кто ужинает, кто у телевизора, кто гостей принимает, кто собирается в кино - и вдруг: пи-и-и, пи-и-и-и. Начинается легкий переполох: кому выносить, что надеть, как бы успеть...

В ненастные дни, когда не хочется лишний раз выбегать на улицу, она раскрывала учебник, а Матвей - затрепанную вконец книжку рассказов своего земляка Шукшина. Так и сидят они весь вечер, посматривают изредка друг на друга, размышляют, мечтают...