А когда они расписались и у них все окончательно наладилось, вошла в Матвея неизъяснимая тоска. Оттого ли, что теперь больше не поджидала она его возле дома, а готовила еду, прибиралась, листала тетрадки; оттого ли, что чаще вспоминалась ему родная смусовская столярка... А давеча Бабкин говорил с начальником СМУ, Фед Федычем, - мусор он как раз из дому вынес.
- Как работенка? - спросил. - Шофер, я вижу, ты неважный - вон все крыльцо разворотил. Возвращайся. Столяра нам сейчас во как нужны. - Он чиркнул ребром ладони по горлу. - С осени начнем панельное строительство.
Матвей загорелся, но не подал виду, только зачем-то покрутил баранку.
- Дак я, Фед Федыч, с большим, можно сказать, удовольствием. А квартира? У меня ж семья как-никак. Сами понимаете, куда с имя?
- А что, уж и ребенок есть?
- Да пока нет. Но оно ведь дело такое... - туманно намекнул Бабкин на возможное прибавление в семействе.
- Квартиры теперь у нас будут. Потерпеть надо.
"Хм, панельное строительство, - не спеша размышлял Матвей, сворачи-вая мимоходом очередное крыльцо деревянного дома. - Это дело! Это, считай, каждый месяц по домине. Видать, город затеяли образовывать".
И он снова вспомнил столярку, полную теплого стружечного дыма вперемешку с крепким запахом дядисашиных самокруток из присланного домашнего самосада. В нем медленно росла и поднималась к горлу злость на все окружающее-мусоровозку, людей с помойными ведрами, мокрую погоду. Однако, вспомнив жальчиночку, Бабкин сразу приутих и поглядел на часы: скоро ли домой.
"Эх, пережить еще год, а там - отпуск. Поедут к нему в деревню, на Алтай. То-то будет потеха, когда услышит бабка от "басурманки" родные старинные слова. Погоди, как же она намедни сказывала: "Полонили они полоняночку, молоду Настасью Митриевну. Со тым со младенцем со двухмесячным..." Чудно, однако же!
...Ах да, панельное строительство!"
Он вздрагивал от грохота пустых бутылок, вываливаемых с мусором, выходил размяться. А уж если Матвей выходит, то не миновать "базара".
- Опять воды налили. А мне за полив улиц помоями прокол в талоне, штраф!
Но больше всего возмущала его "преступная расточительность граждан северян".
- Во! Зажрались! Хлеб уже выкидывают... Да где это на Руси было видно, чтоб так с хлебушком-то...
Хлеб ты, хлебушек!
...Пока Бабкин жил с матерью, еще куда ни шло - перебивались. А вот уж когда угодила она за полмешка картошки в тюрьму - впрямь невмоготу сделалось.
Дорога от деревни до школы нескорая - через перевал, мимо речки, по лесу. В животе пусто, а все примечалось: нечаянный всплеск рыбины, серебряный узор паутины, неумелый полет птенца, тугие колпачки грибов-боровичков, тянущаяся к солнцу трава осока, жужжание шмеля, дождевая туча над перевалом, солнечные пятна на сыром мху... И ни с того ни с сего брызнут вдруг мальчишеские слезы - красотища-то кругом какая! Так вдруг жалко себя станет. Жить хотелось...
Один только раз Матвей наелся досыта. Это когда вернулась из тюрьмы мать. Вернулась с гостинцем - огромным кульком настоящих глазированных пряников. Наелся до того, что, когда встал, сделал шаг, покачнулся и грохнулся от резкой боли в животе. Заворот кишок получился...
- Сделаю я что-то завтра, - сказал вслух Бабкин, хитро прищурившись и значительно подняв указательный палец. - Сделаю!
С утра он отправился на берег, покопался в завалах плавника, выбрал с десяток досок-коротышей. Напевая, достал топор, пилу, рубанок. Выпрямил старые гвозди. Работал и радовался оттого, что все ему удавалось, все было послушно его мастеровым рукам. На стук приплелся лохматый пес. Постоял, жмурясь от солнца, понюхал стружки и осторожно лег рядом, положив голову на вытянутые теплые лапы. Понравился, стало быть, ему Бабкин.
К обеду Матвей смастерил плотный высокий ящик. Крышку прикрепил на двух шарнирах из старого ремня. Подумал и приколотил с боков две ручки. Потом сбегал домой за сверлом и наделал снизу отверстий - для вентиляции. Затем взял кусок угля и старательно вывел сбоку два слова: "ДЛЯ ХЛЕБА". А немного поразмыслив, поставил в конце три жирных восклицательных знака.
Ящик он установил в коридоре своего дома, у выхода, а с жильцами провел беседу. Через неделю, когда ящик наполнился хлебными кусками, отвез его в соседний совхоз, который имел несколько лошадей, коров, свиней и сотню- другую кур-несушек. Заведующий фермой пожал руку Бабкину:
- Молодец! А ведь это идея, парень. Если со всего поселка, скажем, а?
В последующие дни Матвей смастерил еще шесть хлебных ящиков и развез их по домам. Потом совхоз раздобыл на горторговских складах емкие алюминиевые бачки - и дело пошло.
А Бабкин опять заскучал, затосковал. Вначале он сработал Марине туалетный столик под красное дерево - с овальным зеркалом, четырьмя выдвижными ящиками. Потом замыслил шифоньер, но вовремя сообразил - не войдет. А вот качалку надо соорудить. Сделав качалку, заодно сбил стульчик с отверстием посередине и низенький столик к нему.
- Парнишка появится, недосуг будет, - веско сказал он Марине.;- Соседка сказывала - девочка.
- Парнишка, помяни мое слово, парнишка, - успокоил Матвей.