Полярный круг. Выпуск 2

А момента этого все нет и нет. Не уменьшается перемычка ледяная перед пароходом. В сердце тревога стала закрадываться. Взял пеленги на мыс Дежнева, заглянул в журнал, сверил с последними пеленгами. Не поверил себе. Опять запеленговал берега, еще раз с журналом сверил. Сердце в груди упало, и все тело словно холодными обручами сдавило. Читали у писателя Цвейга о роковых мгновениях? Вот такое роковое мгновение пережил и я на мостике "Челюскина", когда понял, как чистая вода, что почти под бортом была, ушла от "Челюскина" навсегда. Подошел я к Шмидту, тихонько отозвал его:

- Беда, Отто Юльевич, нас назад понесло.

Тот в лице переменился, за руку меня схватил:

- А вы уверены в этом, Владимир Иванович?

- Такими вещами не шутят, - отвечаю ему.

Посмотрели мы с ним в глаза друг другу, потом, не сговариваясь, на палубу оглянулись, где пассажиры и команда под баян отплясывали.

Через два дня мы снова оказались в Чукотском море, и последний огонек надежды погас. Люди приуныли, конечно, но панике не поддались. Многие думали, что еще раз вернемся в пролив и со второго захода из ледового плена выберемся. А я уже твердо знал, что надо к зимовке готовиться. Что предстояло нам перенести, даже я предвидеть не мог: пароход со слабым корпусом, весь израненный. Бывалых полярников на борту не так много, народ разный, даже дитя грудное появилось - Карина, что в Карском море у Васильевых родилась. Не о себе я в то время думал и не о громкой славе. Вспомнил я тут проводы в Ленинграде, речи, напутствия. Экспедиция была организована по решению правительства. Выходит, что правительство наше мы подвели, доверия его не оправдали. А это как-то подорвет и престиж народа советского перед всем миром. И все ли я, капитан, сделал, чтобы до этого не допустить?

Вот какие мысли мучили меня в те дни. Видимо, и Отто Юльевич переживал то же самое. Осунулся он, похудел, иной раз целыми часами молча по мостику ходил да конец бороды своей все покусывал. А "Челюскина" продолжало опять носить со льдами по Чукотскому морю. Сердце до боли сжималось, когда слышал я, как трещали от ледовых объятий борта корабля, как лопались шпангоуты и пароход стонал, словно живой. Мы были бессильны перед стихией. Иной раз замечал я, как у некоторых сильных и мужественных людей по щекам слезы катились. Слезы не от страха были, а от сознания своего бессилия. Часто слышал я удары, как пушечные выстрелы, - это лопались ледяные поля и начиналось торошение.

Много часов провели мы на мостике в беседах со Шмидтом.

- Наше плавание, - говорил я ему, - хороший урок для всех. Реши-тельнее ставьте перед правительством вопрос о флоте для Арктики. По Северному морскому пути нужно ведь грузы возить. Что можно сделать здесь без больших ледоколов? У нас сейчас "Ермак" да "Красин". И это на всю трассу от Новой Земли до Берингова моря. Надо также авиационные порты строить, чтобы по всей трассе самолеты летали, для кораблей ледовую разведку вели. Не будет мощных ледоколов, не будет самолетов - будем плавать только в расчете на удачу, как сейчас.

"Челюскин" был обречен. Я это окончательно понял, когда отдрейфовало нас к северу от Колючина. Теплившаяся в груди надежда попасть в неподвижный береговой припай безвозвратно исчезла. Днем 13 февраля ходил я осматривать состояние льда в окрестностях. Когда возвращался к судну, услышал грохот. Начинался последний акт драмы. На "Челюскина" надвигался, словно морская волна, огромный торосистый ледяной вал, высотой метров восемь. Я бросился на судно, поднял людей на аврал. Начали спасать грузы. Два часа пятьдесят минут боролся "Челюскин" с наступающим льдом. А для меня они как пять минут пролетели. Когда нос парохода стал погружаться в пучину, спрыгнул последним на лед. Через две секунды "Челюскин" ушел на дно.

Я выдержал и этот удар. Поставьте себя в положение капитана, когда на его глазах погиб корабль. Но я продолжал оставаться капитаном даже без корабля. Ответственность моя возросла еще больше. Тужить да горевать было некогда. Надо было устраивать людей, думать об их безопасности и здоровье. Так началась жизнь на льду в "лагере Шмидта". Дальнейшее хорошо известно. Правительство нас в беде не оставило. Ни средств, ни техники не пожалела страна, чтобы вызволить нас из беды. Шутка ли сказать, из Хабаровска и с Камчатки на нашу выручку вылетели 16 самолетов - и это в разгар зимы. Леваневского и Слепнева послали в Америку, чтобы самолеты купить и с Аляски к нам прилететь. Корабли тоже были посланы, но на них мы особенно не рассчитывали: быстро снять людей со льда могли только самолеты.

Чтобы всю историю Челюскинской эпопеи рассказать - о жизни в лагере, о людях наших замечательных, что в панику и уныние не впали, а твердый характер советский проявили, о подвигах летчиков, - для этого целого дня не хватит.

На приеме в Кремле Сталин предложил мне написать историю нашего плавания по свежей памяти.