Полярный круг

Казимир Болеславович произнес речь. Надя запомнила из нее только одну фразу: «Искусство принадлежит народу».

Точно так же, как и на дневном детском концерте, на сцену вышел дирижер. Он был в том же одеянии, напоминающем оперение кайры, и та же тоненькая палочка была у него в правой руке.

Играли почти все то же, что и на дневном концерте для детей.

И снова Надя чувствовала себя на волшебном корабле, плывущем вдоль незнакомых берегов… Нет, не совсем так. Когда заиграли «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, Надя как бы поплыла вдоль уже знакомой береговой линии, и за каждым поворотом мелодии ожидалось что-то волнующее.

Аплодисменты гремели после каждой пьесы.

Краем глаза Надя видела маму Зину и дядю Арона. Они сидели в третьем ряду. Дядя Арон был в темном костюме, в переливающемся металлической чешуей галстуке. Мама Зина — в темно-бордовом платье с большой брошкой на груди. Она перед концертом причесалась, пышно уложила волосы, и Надя подумала, что мама, пожалуй, в зале самая красивая, самая нарядная.

На душе у Нади стало светло. Как было бы хорошо, если бы рядом сидел отец! Они бы взялись за руки и слушали эту волшебную музыку, а потом шли бы по мягкой тундре, вдоль берега, в свой домик… Рядом шла бы Лена-артистка и несла в футляре свою выплакавшуюся скрипку, такую хрупкую и звучную.

Наде казалось, что музыканты играли лучше, чем днем. Может, это и впрямь было так: ведь тогда, днем, они еще только сошли с корабля и ничего не видели. Не видели, как шли вельботы из морской дали к берегу, как, приминая гальку, на берег выползала моржовая туша…

Каждый номер объявлял Казимир Болеславович. Он это делал с удовольствием, читая по бумажке, значительно и громко произносил мудреные названия.

— «Пассакалия» Генделя! — объявил он и медленно ушел за сцену.

Каждый раз, закончив одну вещь, дирижер уходил, а все музыканты оставались на месте. Конечно, он уставал больше всех — попробуй постоять вот так и помахать палочкой! Дирижер утирал большим белым платком лицо, шею и руки, а когда возвращался, то, прежде чем стать спиной к зрителям, приветливо им улыбался.

И на этот раз он улыбнулся и встретился взглядом с Надей. Среди всех слушателей концерта она одна была школьницей, все остальные — взрослые.

Дирижер поднял палочку, как бы призывая музыкантов к вниманию, и вдруг резко взмахнул обеими руками. Что-то дрогнуло в груди у Нади, тревожно-сладко заныло сердце. Нахмурилось море, и издали, с темного стыка воды и неба, рванул тревожный порыв ветра, зарябил гладкую водную поверхность. Пронзительно закричали птицы. Шумно хлопая крыльями, они сорвались с отвесных черных скал и заскользили над потревоженным морем.

Волны поднимались, и вместе с ними волновалось маленькое сердце девочки. Буря вдруг затихла, но раздавался вдруг новый глухой удар о берег, о скалы, и вся земля от мыса Беренга до мыса Еппын содрогалась.

Надя вдруг обнаружила, что горячие слезы капают ей на сложенные на коленях руки.

Ах, как было бы хорошо, если бы рядом был отец! Он бы понял, до глубины души прочувствовал эту неземную, великую музыку, такую глубокую и мощную! И это сделал человек! Каким надо быть самому мудрым и значительным, как надо понимать других людей, чтобы создать такое!

В душе девочки все перемешалось. Она смутно догадывалась, что отныне ее жизнь будет другой, ибо музыка затронула, расшевелила в ней что-то до сих пор дремавшее. Она как бы пробудилась заново, новым взглядом оглядела окружающий ее мир.

Расходились поздно.

Надя проводила Лену до домика и пошла к себе в интернат.

Она разулась в коридоре и тихо прошла в свою комнату. В окно светила белая летняя ночь. Издали доносилось дыхание моря.

Надя долго не спала. Она думала об отце. Думала о том, что когда он вернется, она насовсем переселится к нему. Они будут жить вместе. Будут читать хорошие книги и слушать музыку. Она посадит вокруг домика такие же кусты, какие привез из тундры Ваня Грошев.

Рано утром она будет провожать отца на охоту, а вечером встречать.

И над их маленьким домиком, над их жизнью будет огромное небо, которое чувствуется даже сквозь облака, звезды и полоса Млечного Пути, и на всем этом огромном пространстве — прекрасная музыка.

6

Вертолет прилетел сразу же после завтрака.

Надя была среди провожающих. Она стояла поодаль возле бочки из-под горючего, окрашенной в ярко-красный цвет. Владимир Иванович, Христофор Андреевич, Казимир Болеславович, заведующая клубом благодарили артистов, просили их снова приезжать. Лена отыскала глазами Надю, подошла к ней.

— Ну, до свидания, Наденька. — сказала она. — Я была очень рада познакомиться с тобой. Там, в домике, на столе, я оставила свой адрес. Напиши мне письмо, а то приезжай в гости, в Хабаровск.

Лена нагнулась и поцеловала Надю.

От порыва ветра, поднятого вертолетом, взметнулась пыль и мелкий песок, но Надя не уходила. Вцепившись в красную бочку, она смотрела в круглое окошко вертолета, за которым угадывалось лицо Лены.