Полярный круг

Вертолет несколько секунд повисел над зацементированной посадочной площадкой, качнулся и полетел сначала в сторону моря, затем развернулся, набрал высоту и скрылся за мысом Еппын, взяв курс в тундру, в стойбище Кутая.

Надя медленно пошла по берегу. На душе было пусто. Казалось, пронеслась буря, срывая крыши, катя бочки, бумажный хлам и картонные коробки, а потом внезапно наступила тишина, но солнце еще не вышло из-за туч и было пасмурно.

Вельботов на берегу уже не было: охотники ушли на рассвете и там, вдали от берега, должно быть, как и Надя, вспоминали вчерашний вечер, полный музыки и смятенных чувств. Ноги вязли в податливой гальке, и Надя старалась идти по песчаным проплешинам. Когда откатывалась волна прибоя, песок становился твердым от пропитавшей его воды. Она миновала корпус старого катера, баню, перепрыгнула через устье обмелевшего ручья и пошла дальним берегом, на котором редко кто бывал. Напротив зверофермы зловонный поток растекался по гальке, разнося неприятный запах. Надя, ускорила шаг и оказалась под скалистым берегом. Здесь, у воды, лежали большие, гладко отполированные волнами и льдом валуны. Некоторые из них были наполовину в воде, и казались выползающими на берег незнакомыми морскими зверями.

За камнями белел нетающий снежник. Он отлого спускался к морю, и нижний край его был глубоко подмыт волнами. Сейчас, когда море успокоилось, подо льдом открылась глубокая пещера, полная ледяной сырости и звона капель. Надя прислушалась. Теперь ей повсюду чудилась музыка и в неумолчном звоне капель, слышались то «Маленькая ночная серенада», то переливы ведущей мелодии трио Чайковского. Дальше дороги не было. Чтобы взобраться на отвесную скалу, надо было по крайней мере иметь веревку.

Надя посидела на камне, вслушиваясь в плеск волн. Недалеко резвилась моржиха со своим детенышем. Иногда выныривала нерпа и большими черными глазами смотрела, на неподвижно сидящую на камне девочку.

Время подходило к обеду. Надя почувствовала, что проголодалась.

Обратно шла она быстро и, когда поднималась к интернату мимо почтового отделения, вдруг услышала:

— Надя! Что же ты не заходишь?

Это была почтарша.

— А разве есть письмо? — удивилась Надя.

— Сегодня с утренней почтой пришло, — сказала почтарша. — Но ты так была занята артисткой, что совсем позабыла о почте.

Надя почувствовала, что краснеет. Как же так? Ну да, там лежали эти хорошо знакомые ей серые мешки с почтой, а она и впрямь позабыла о них.

Письмо было в знакомом конверте. Те же кривые буквы и вылезающие из предназначенных им линий цифры индекса.

Надя спрятала письмо и заторопилась в интернат. Наскоро проглотив обед, она поспешила в комнату, быстро разделась и юркнула в постель. Воспитательница удивленно спросила.

— Никак ты собираешься тихий час провести в постели?

— А что, нельзя? — невинно спросила Надя.

— Можно, конечно, но что с тобой случилось? — с беспокойством спросила воспитательница. — Раньше ты не ложилась в тихий час. Не заболела ли?

Она подошла и приложила свою шершавую ладонь ко лбу девочки.

Когда она ушла, Надя осторожно вскрыла конверт. Письмо было большое, строки разбегались вкривь и вкось.

«Здравствуй, Надя! Это письмо летит к тебе уже из Ленинграда. Это прекрасный город! Набережные, мосты, красивые улицы. Среди них самая лучшая — Невский проспект. А какие тут памятники! Медный всадник! Помнишь скалы, когда едешь морем от Нунлиграна в Еппын? Очень похоже! А на камне, на котором стоит памятник, на древнем латинском языке начертано: «Петр Примус — Екатерина Секунда». И значит это вот что: Петру Первому — Екатерина Вторая. Екатерина Вторая была царица. Она очень уважала своего предка и поэтому поставила ему памятник. На набережной Невы еще стоят сфинксы. Это изображения полульвов-полулюдей, вывезенные еще при царизме из Египта. Они стоят прямо у воды, устрашая прохожих. А невдалеке от этих сфинксов — университет. Это самое высокое учебное заведение. Мой друг, магаданец Семен Иванович, учился в нем. Во дворе университета — общежитие, где он жил. А учился он сразу же после войны. Парового отопления в общежитии не было, поэтому приходилось топить печки дровами. Тут же, во дворе, пилили дрова, и отсюда же ходили учиться наукам. Исторический факультет, который закончил Семен Иванович, — неподалеку. Весь университет расположен на острове. Но на этот остров есть несколько мостов. Самый красивый — Дворцовый мост. По нему бежали балтийские матросы во время революции. Помнишь, мы смотрели кинофильм о семнадцатом годе? Все это происходило здесь. В Магадане про Ленинград мне много рассказал Семен Иванович. Он говорил, что долго не мог привыкнуть к городу, даже опасался ходить по улицам: а вдруг что-нибудь свалится на голову с верхнего этажа? Однако и посередине улицы он не мог ходить, потому что там мчались разные машины и трамваи. Кроме трамвая есть еще и троллейбус — это машина с длинными рогами, зацепленными за провода, протянутые над улицей. Машин в Ленинграде множество — намного больше, чем в Провиденском порту во время навигации.