Полигон

– Мякина – это что, скажите? Правильно, это то, на чем проводят! Так вот нас на ней так просто не провёдешь. Ладно, расскажу как дело было. Хоть и не видел, а всё мне ясно. Зачем, скажите, трактор ставят вечером на пригорок? А чтобы утром завести! Аккумулятор всё равно пропит давно. Петька утром приходит, сцепление жмет, трактор вниз и покатился. Как разгонится – педаль бросил – и готово дело, завёлся! На горке-то трактор может и на передаче стоять, не должен покатиться, да только для страховки Петька под колесо полешко-то и подложил. А вы – вытащили! Ну, трактор без полешка вниз сразу не покатился – понятное дело, на скорости стоит. Но всё ж, видать, по миллиметрику двигаться стал. Мотор-то сопротивляется. Так он мог и минуту, и пять незаметно сползать. А как клапан впускной открываться начал, так он шустрей и покатился. Ну, и завёлся. И поехал.

– А как же он за ребятами гонялся? Как жертву выбирал? – спросил кто-то из наших.

– Да не гонялся он ни за кем. И не выбирал. Это всё от страха, а у страха глаза велики. Да по нашей-то дороге, по кочкам, колдобинам да выбоинам руль едва удерживаешь. А тут – без шофёра – да куда бог пошлёт, туда и поворачивал, вот и мотало его по всей дороге, и в лес скатался, и в болото врюхался. В таком разе, если без водителя, путь его становится неисповедим.

– А чего он фарами моргал?

– А что моргал – так у него с электрикой с нова проблемы были, коротило что-то. Вся проводка делана-переделана, на соплях держится, контакт вечно пропадает, вот фары горят когда хотят. И моргают. Точно – Петькин трактор!

– А трещало-щёлкало что? спросил оживший Мишка.

– Когда?

– Ну, когда он уже заглох.

– Дак это, знать, коллектор остывал. Железо остывает – щёлкает. А с расширительного бачка, бывает, вздохи слыхать. Когда тосол остывает. Ладно, пойду я, дела у меня. Да еще к Петьке надо зайти, сказать, чтоб трактор отогнал, а то потеряет.

– Там сидения нет – как он отгонит?

– Да знаю… На спинке обивка разошлась, вот и снял. Дак, наерное, уж перетянул. Ладно, пока, мужики.

* * *

…Наутро, в семь часов меня снова разбудили вчерашние голоса, те, что говорили про Инночку. Я натянул на голову одеяло, заранее зная, что это не поможет.

– Глянь что на этикетке пишут: улучшенная герметичность. Как будто герметичность бывает плохая и хорошая.

– Всякое герметичное соединение по закону Мерфи что-нибудь да пропускает.

– Вот падла. Значит оно ни хрена не герметичное?

– Абсолютно герметичного не бывает.

– Значит, не бывает герметичного вообще.

– Строго говоря – не бывает.

– Да всё бывает. Кроме того, чего не бывает.

– А герметичность – это как раз такой случай. Когда не бывает.

– Брешешь как Троцкий. Я ж сам видел на упаковке написано: герметичное.

– Мало ли что пишут. Бывает, «член» написано. Только покороче…

– Ишь, размечталась… Что, на упаковке написано?!!!

– Ну на ней – не видела. А на заборе.

– Ну вот. А говоришь… Забор – дело другое. На заборе и я могу накарябать. А тот – печатным способом. Типография – не хухры-мухры.

– Подумаешь, типография… А слыхал, что про массу в «Знании – сила» написали?

– А то! Кто ж не слыхал. Только не в «Знании – силой», а в «За рулём».

– Да не «Знания – силой», а «Знание – сила». Это такое выражение.

– А я говорю – в «За рулём»!

– Ну причём тут «За рулём»? Я точно знаю, в «Знание – сила!» [7]

– «За рулём»!

– «Знание– сила»!

Голоса удалились. Вот, уже до всех слух дошел… А ведь, похоже, они будут будить меня каждое утро всю смену, все две недели. Я вздохнул, перевернулся на живот и посмотрел в окно. Трактор стоял на месте. И каждое его колесо было подпёрто поленом.

С бревном наперевес

Всякий знает, что громоотвод неплохо бы заземлять. Чтобы он мог работать громоотводом, а не торчать на дачном участке украшением сомнительной ценности. Беда в том, что не всякий знает, как положено заземлять. Вот Иван Сергеевич не знал и потому ошибся: вбил в землю на метр с небольшим полуторадюймовую водопроводную трубу (разумеется, с предусмотрительно приваренным к ней болтом – чтоб было, к чему заземляющий провод крепить). Это неправильность вышла Иван Сергеичу боком в первую же грозу, которая случилась примерно через неделю после установки громоотвода.

Когда ударила молния, Иван Сергеич сидел дома и пил чай. В окошко он увидел ярчайшую вспышку и одновременно с ней услышал резкий звук, похожий на звук рвущейся бумаги. Сила его была такой, что Иван Сергеич подпрыгнул на месте и пролил чай на новую кремовую рубашку. Посуда дружно звякнула вместе с этим звуком, и две чашки хлопнулись на пол, причём одна из них разбилась. Иван Сергеич зажмурился на миг от неожиданности, а когда раскрыл глаза, увидел летящую трубу. Ту самую, с приваренным болтом, которую он на днях старательно вбивал в землю. Труба летела отвесно сверху, медленно переворачиваясь в воздухе. Секунду спустя она звонко ударилась о багажник новенькой «шестёрки» Ивана Сергеича и отскочила от него, аккурат в заднее стекло. Брызнули осколки. Иван Сергеич уронил чашку и так и остался сидеть с открытым ртом.