Полигон

— Я понимаю, в наше паскудное время трудно кому-нибудь доверять, — Ночка говорила уже без эмоций — эмоции тоже сильно утомляют. — Но меня, действительно, никто не дергает за ниточки. Я пришла сюда сама. По своей воле.

Николай некоторое время изучал трещину на давно не мытом окне.

— Ты ни разу не сбилась и не запуталась, отвечая на вопросы. И вроде бы все сходится, все правильно. Слишком правильно. Но…

Орг плюнул в грязное окно.

— То, что ты рассказала, столь же нереально, сколь и правдоподобно. По одной причине: Кожин никого не милует просто так. Я достаточно хорошо знаю этого человека, причем, знаю не понаслышке. Ну не мог он отпустить смертника с Эшафота за здорово живешь. Не-ве-рю!

Хуже всего, что в это не верилось и Денису.

— Я тоже, — голос Ночки едва слышен.

Денис вздрогнул.

— Я тоже не верю, — повторила девушка, — Но я сказала все. Больше мне добавить нечего.

— Неужели! — Николай заводился по новой, и Денис чуть-чуть пододвинулся к кровати. — Неужели тебя просто вывели с Эшафота к воротам Периметра и сразу дали пинка под зад?!

— Все прошло не просто и не сразу. Но вспоминать об этом я не хочу.

— И все-таки сделать это придется, — тихо, но жестко приказал орг. — Иначе — новый смертный приговор. Без амнистии уже и без помилования. И приговор этот в исполнения я приведу лично, своими собственными руками. Прямо здесь, в этой самой комнате.

Денис приподнялся было, но…

— Сидеть!

Николай отпихнул его, даже не повернувшись к оператору. Денис упал на пол. Больно ударился плечом.

— Говори, — потребовал Волчий вожак.

Ночка секанула присутствующих злым затравленным взглядом. Денису досталось тоже.

— Да идите вы все! — в ее голосе послышалась знакомая интонация. Как у разъяренной старушки.

Потом — замысловатое ругательство. Нет, ну, точно — родственницы!

Дальше девушка говорила с нескрываемым презрением. Николай добился своего: Ночка презирала их настолько, что не считала нужным стесняться перед такими слушателями.

— Из Периметра, прямо с Эшафота, меня отвезли на Старое кладбище — там у Кожина секретный бункер. В бункере — лаборатория. Завели туда. Раздели. Привязали к столу, к прозрачному такому столу… Пришел Кожин, все ушли. Он сказал, что хочет попрощаться, и что у него есть идея… Чудная… Нет, он сказал, чудесная идея… А еще пожелал мне успеть встретить в этой жизни человека, которому я отдалась бы по любви так же страстно, как отдавалась ему по службе.

— Что еще? — Николай подался вперед. — Что еще говорил Кожин?

— Что у него мало времени, что ему нужно срочно готовиться к выезду из города, что к долгим беседам он не расположен. Он и не беседовал долго. Он втер какую-то гадость. Сюда, в шею, под затылок. Потом залез ко мне на стол. А потом… Мне продолжать?

Тишина, и правда, может быть гробовой…

* * *

— Когда он слез с меня, — вот тогда я испугалась по-настоящему. Меня словно хоронили заживо. Никому еще не доводилось еще бывать в гробу? В таком чистеньком, беленьком, просторном, пластиковом гробу. Нижняя половина поднялась откуда-то из пола, верхняя опустилась сверху, с потолка. Кожин сидел рядом. За компьютером. И улыбался. Никогда бы не подумала, что люди могут так улыбаться.

— Хватит, Ночка, — попросил Денис. — Не надо больше.

Достаточно! Он уже понял. Все. Да и Николай молчал, не требуя продолжения. Но порой заткнуть человеку рот труднее, чем заставить его говорить.

— Я очнулась на полу, — девушка ни на кого не смотрела. Только иногда — в небо за грязным треснувшим окном. В перечеркнутое линиями проводов и тросов небо Ростовска. Она говорила так, будто рассказывает сама себе. И никого будто рядом нет. — Ощущение было такое, словно через все тело пропустили электрический разряд. И не один. Как от шокера, только мощнее. Гораздо мощнее. После такого, наверное, не живут. Но я выжила. Правда потом плохо соображала и двигалась — еще хуже. Мне помогли одеться, повезли куда-то. Выбросили из машины возле межрайонной Трассы…

Вот он, подарочек Павла Алексеевича! Вот она, блин, амнистия!

Денис огляделся. Николай прилип взглядом к трещине на запыленном оконном стекле. Чмо с непонимающей улыбкой идиота уставился на Ночку. Юла смотрела на него, Дениса, расширенными от ужаса глазами.

Немудрено. От такой жути у кого угодно зенки повылазят. Надо же додуматься! Положить живого человека на экспериментальный стол для мертвецов, отсканировать и перезаписать заново. Создать виртуальную копию и наложить ее на тело оригинала, которое хранит память предсканирования и вовсе не собирается умирать.

Болезненная и совершенно ничем не оправданная ломка старого новым. При том, что ни старое, ни новое не отличаются друг от друга по сути. И все проделано не ради результата, а ради процесса. Маленький такой немотивированный опыт мстительного и любопытного психопата: а что получится?

И что? Получилось что? Трудно даже предположить, что именно пришлось испытать Ночке. Странно, как она вообще не свихнулась при бессмысленной перезаписи самой себя.

Или, все же, смысл был? Был мотив и был результат? Но какой?! Для чего все это было нужно?!