Полигон

Падая, еще в полете, Ахмет ударил заточкой сверху. Всадил длиннющий штырь по самую рукоять. Между ключицей и лопаткой. Слева. С таким расчетом, чтобы достать до сердца. Вот только изрешеченному пулями и посеченному осколками телу было все равно. Дыркой больше, дыркой меньше… Хоть слева, хоть справа…

Жмур, правда, не устоял на ногах — упал под приличным весом противника. Однако оружия не выпустил. Повернув голову и увидев Ахмета, навалившегося сзади и пытавшегося разворотить заточкой-рычагом мертвую плоть, жмур ударил прикладом за спину. Быстро, коротко, расчетливо сильно и точно.

Ахмет дернулся, взвыл. Пальцы соскользнули с рукояти заточки, но тут же сомкнулись в привычном борцовском захвате вокруг шеи «рабочего материала». Рывок… После такого живому противнику гарантировано, как минимум, смещение шейных позвонков. Да и мертвому — тоже. Только вот мертвому, в отличие от живого, на подобное смещение — плевать. А оторвать голову голыми руками Ахмету все же было не под силу.

Жмур резко развернулся. Второй удар прикладом отбросил кавказца в сторону. Ахмет откатился, попытался вскочить на ноги. Не дали.

Выстрел — и у орга в груди зияет дыра величиной с кулак. И все, и не жилец больше твой верный и бесстрашный боец, пахан-Колян…

Милки уже почти не отстреливались. А федералы все лезли и лезли вперед как заговоренные. Завал на дороге взяли в клещи: двое слева, двое справа — за домами, за оградой. Остальные прикрывают. Палят по любой поднявшейся над баррикадой голове. Бьют без промаха. И головы больше не поднимаются.

Одного — из тех, что слева — все же удалось уложить. Уложить, правда, не совсем подходящее слово. Пятеро обезумевших от отчаяния милвзводовцев, прятавшихся за вывороченными ограждениями Трассы, разом поднялись и одновременно, единым залпом выпустили в основательно измочаленную уже пулями и осколками фигуру по гранате из «псовых» надствольников. Пять фугасно-осколочных… Практически в упор… После такого не встанет даже ходячий мертвец.

Первым же взрывом «рабочему материалу» оторвало и отбросило метров на пять руку с автоматом. Еще четыре гранаты взорвались под ногами боевого зомби.

Впрочем, милки были тут же сметены ответными очередями группы прикрытия.

Кто-то из гражданских сдуру подхватил автомат убитого милвзводовца. Напрасно! Попытка нажать на спусковой крючок «пса» закончилась плачевно: «идеал», не опознав палец хозяина, активизировал заряд самоликвидации. Оружие взорвалось прямо в руках несостоявшегося героя. Герой после этого жил совсем недолго.

Все! Баррикада опустела и обезлюдела. Теперь там были только кровь, трупы и стонущие, копошащиеся раненные. Тяжелораненые. Все, кто мог сбежать, уйти, уковылять или уползти — сбежали, ушли, уковыляли и уползли, схлынув живой лавиной за обочину, к пятившейся от Трассы толпе. Пропуская и уступая дорогу.

Мертвецы с автоматами остановились. Повернулись к отступающим людям. И начали мстить. Вернее, выполнять волю мстящего.

Длинные очереди полоснули вдоль Трассы. Сначала победители выкашивали оцепеневших от ужаса людей. Потом — расстреливали людей бегущих.

Крики, вопли, ор. Запах крови и страха.

И вновь Денис ощутил неумолимую силу толпы. Паникующая, она оказалась гораздо страшнее, чем та, что бодро шагала на баррикады. Живой поток оглушил, ошарашил, обездвижил. Сдавил сразу со всех сторон, да так, что захрустели кости. И по-та-щил…

Куда? Зачем? Денис не знал. Никто сейчас не знал, куда несется это обезумевшее человеческое стадо, враз растерявшее весь боевой пыл.

«Конец! — подумал Денис. — Это конец!»

Но чья-то рука вырвала его из тисков чужих плеч и локтей. Схватила за шиворот и втащила в темноту, такую укромную, уютную, спасительную.

* * *

Это был какой-то полуподвальный офис без окон. Нет, окна все же есть: маленькие, у самого потолка. Закрытые двойной решеткой и бронированными ролл-ставнями. Замок взломан, мебель растащена. На баррикаду, небось…

Да, искореженному замку, точно, хана. Зато внутренняя задвижка уцелела. На нее-то и налегал сейчас Николай, пытаясь запереть металлическую дверь изнутри.

Получалось хреново. Орг пыхтел, а дверь не поддавалась. Слишком велико было давление снаружи. Оттуда умоляли, угрожали, ломились. В узкий проем между краем двери и косяком протискивалось озверевшее от ужаса орущее лицо. За квадратными очками с треснувшими стеклами — большие, страшно большие глаза. Денис едва узнал менеджера, так рьяно рвавшегося в бой вместе с какой-то спившейся проституткой.

Николай ударил — неуклюже, вслепую, с левой, не отрываясь от двери.

Раз ударил… Брызгами посыпались разбитые квадратики линз. Хрустнула дорогая оправа. Человек взвыл, но не отшатнулся и не упал. Или не дали упасть те, кто напирал сзади.

Два ударил… Кровь из носа, из порезанных стеклом век.

С третьего удара орг все же вышиб настырного очкарика.

— Помоги, — прохрипел покрасневший от натуги Николай. — Закрыть помоги… Если полезут все… Тогда — всё.

Денис послушно и бездумно навалился на дверь. Хруст чьих-то пальцев. Чей-то вопль. Лязг, скрежет задвижки. Готово… Они спасены. Только они. И только на время.