Полигон (СИ)

Возможно, ключ к разгадке такого его состояния лежал в поведении Белова. На прошлой репетиции тот выглядел сосредоточенным, собранным, не проявлял никаких признаков обеспокоенности. Дал задание Виктору с Истцовым сразу после Политбюро отправляться в регионы Сибири для набора добровольцев, сделал другие распоряжения по Полигону. В общем, вел себя так, словно ему было уже известно решение высшего руководства, и это решение было положительным. Что это - желание поддержать, успокоить, снять в ответственный момент излишнюю нервозность? Или это - уверенность в результате? Если уверенность, то откуда она? Может быть, она неспроста? Может быть, он знает расклад сил, и этот расклад с большой вероятностью - в их пользу?

Об этом приходилось только гадать. Но, так или иначе, этот его настрой снижал нагрузку на психику, задавал тон всей работе команды.

...Виктор взглянул на часы. До закрытия метро оставалось около двух часов. Есть возможность поколдовать над планом первоочередных работ на Полигоне.

Над этим планом он на свой страх и риск втайне от всех трудился, когда удавалось выкроить немного времени из ежедневной текучки. Он отдавал себе отчет в том, что, возможно, работает в корзину, что все его усилия могут оказаться напрасными, если на Политбюро проект зарубят. Да даже если не зарубят, все равно, как только дойдет до дела, окажется, что это не предусмотрели, то недопоставили, там что-то сломалось... Но будет еще хуже, считал он, если этот план придется составлять на ходу, в спешке, с неизбежными в такой ситуации ошибками и упущениями. Поэтому он решил не уподобляться той беременной женщине, которая из суеверия откладывает покупку принадлежностей для новорожденного на потом. Что же касается осложнений, сбоев, без которых не обойтись в таком большом и трудном деле, на которое они замахнулись, то по наиболее важным работам он постарается предусмотреть запасные варианты. Сбои бывают всегда в слабых местах. И он должен сейчас выявить эти слабые места и продумать мероприятия, смягчающие воздействие неблагоприятных факторов.

И он погрузился в свои расчеты, таблицы, сетевые графики. Очнулся, когда щелкнул механизм наручных часов.

Эти часы с указанием даты и дня недели ему подарили родители на двадцатипятилетие, и с тех пор он не расставался с ними. Часы оказались на редкость живучими и очень выручали его во время скитаний по тайге. Сейчас механизм сигналил о том, что до закрытия метро остается совсем немного времени. Он быстро собрал разбросанные по столу бумаги и поспешил к выходу.

Когда пришел домой, родители уже спали. Крадучись прошел на кухню выпить перед сном чаю. Чайник ставить не стал: он сильно шумел. Воду вскипятил в ковшике. Но, все равно, мать через некоторое время появилась на кухне; шепотом спросила, как дела, и начала выставлять из холодильника все, что наготовила за день. И только тогда он вспомнил, что последний раз перекусывал где-то часов десять или двенадцать назад, и с жадностью принялся поглощать то, что диетологи рекомендуют отдавать врагу.

- Ты Нине позвонил? - шепотом спросила Лидия Васильевна.

- Нет.

- Вечером она опять звонила, - продолжала Лидия Васильевна, - и, мне кажется, была немного удивлена, что тебя нет дома. Ты ставишь меня в неудобное положение. Она может подумать, что ты скрываешься от нее, а я участвую в этой акции.

- Хорошо, даю слово, завтра позвоню, - пообещал Виктор.

- Спокойной ночи. Не засиживайся, - сказала мать и вышла из кухни.

Виктор задумался. Со дня на день он откладывал разговор с Ниной, но сейчас он ясно осознал, что дальше тянуть с объяснением нельзя. На вчерашний ее звонок он не ответил, если оставить без внимания сегодняшний, третий раз она может не позвонить.

Только как набраться решимости и объявить ей, что он должен уехать надолго, может быть, навсегда? Ведь он понимал, что это известие может поставить их отношения на грань разрыва. Сможет ли она, москвичка в нескольких поколениях, бросить комфортную жизнь в столице и последовать за ним в медвежий край, туда, где зимой очень холодно, а летом донимает гнус, где дороги и тротуары пока не приспособлены, чтобы ходить по ним на высоких каблуках, где нет театров и музеев, где нет даже приличных магазинов? Сможет ли она обойтись без тех удобств, к которым привыкла в Москве и без которых не представляет себе нормальную жизнь? Здесь у него были большие сомнения.

Но если она все-таки решится приехать к нему, он не хотел, чтобы это ее шаг был импульсивным, не хотел, чтобы это ее решение было продиктовано какими-то иными побуждениями, кроме желания быть вместе с любимым и любящим человеком. Не должна она чувствовать себя связанной обязательствами, вытекающими из их отношения. И как ни тяжело ему будет перенести расставание, он не допускал мысли, что может попытаться как-то повлиять на ее выбор. Это должен быть ее выбор.

Но как ей все это объяснить, где взять слова?

Он чувствовал, что не готов к разговору. Он боялся этого разговора, боялся, что он может стать последним. Боялся потерять ее.