Полигон. Знаки судьбы

Через какое-то время военпред снова услышал какое-то изменение звучания одного из двигателей. На этот раз некоторые засомневались в случайности первого совпадения и присоединились к мнению военпреда о необходимости разборки двигателя и тщательной диагностики деталей. Но их было мало, победило большинство, и танки продолжили движение. И опять вскоре двигатель, на который указывал военпред, вышел из строя.

На третий раз военпреда послушали, сняли двигатель, разобрали его и при диагностике нашли микротрещину в одной из деталей. Эту деталь усилили, и двигатели стали работать вдвое дольше, то есть около 30 часов. Это, конечно, катастрофически мало для танкового двигателя. Но следующую недоработку конструкции оказалось легко обнаружить. Доработанные образцы двигателей работали уже около 80 часов. Специалисты говорили, что это обычный процесс, сопровождающий разработку нового двигателя, и ничего удивительного в этом нет. При приеме танка на вооружение двигатели на опытных образцах нарабатывали уже около 200 часов. Этого тоже было мало, так как по техническим требованиям танковый двигатель в то время должен был работать до капитального ремонта 400 часов. Но уже было видно, что этот ресурс двигателя будет обеспечен, и танк был принят на вооружение.

Рассказ 39-й Ленинградский ракетно-артиллерийский полигон

Полигон располагался на восточной окраине Ленинграда (Санкт-Петербурга) – на Ржевке. Директриссы (направления стрельбы) были обращены в сторону Ладожского озера. Территория полигона расходилась сектором, доходила до берега Ладожского озера и захватывала часть его акватории. Уже в те времена, когда я приезжал на этот полигон из Кубинки, по-моему, стрельба из основного городка полигона, расположенного на окраине города, не велась. А вот ракетные пуски со стартовых площадок на некотором удалении от основного городка, похоже, велись. Танковое стрельбище располагалось в урочище Нясино, что на половине примерно пути от Ржевки до Ладожского озера.

С этого урочища и начну. Оно называется так потому, что это – сильно приболоченное место. Сухо только на возвышенных местах, которых там мало. На одном из таких мест и располагалось танковое стрельбище. Рядом со стрельбищем протекала маленькая речушка. Ширина 4-5 метров, глубина 1-1,5 метров. В речушке водились мелкая плотва и окунь, которых мы иногда ловили во время небольших передышек в работе.

На дороге у стрельбища – шлагбаум и домик, в котором жили муж с женой. Похоже, что они жили там круглый год, то есть постоянно. Их обязанность заключалась в проверке документов при проезде по дороге служебных машин полигона. Об этом их заблаговременно предупреждал дежурный по полигону. Заезда на территорию полигона с обычных автомобильных дорог не было. На полигоне была своя закрытая дорожная сеть с несколькими такими шлагбаумами.

Муж этого семейства неофициально выполнял ещё одну обязанность. Полигон занимал огромную территорию, закрытую для туристов и простых граждан. Места были болотистые и лесистые. На этой территории, как в заповеднике, водилось много всякого зверя. Фактически на него можно было охотиться безо всяких лицензий. Поэтому в урочище Нясино к мужу этого семейства периодически приезжали группы высокопоставленных военачальников на охоту. А муж семейства выполнял при этом роль егеря, так как знал все тропы в округе, по которым ходили звери. Знал он и места, где можно было охотиться на боровую птицу. Однажды, кажется, в мае, мы с ещё одним офицером попросили его показать нам птиц на току. Он затемно провёл нас на место, которое было расположено не так уж далеко от его избы и от стрельбища. Поляна была расчищена от кустарника. Она была присыпана песком и золой, которые подтаскивал сюда сам этот “егерь”. Он говорил, что птицы прилетают на поляну не только во время токования, но и всё лето. Они купаются в золе, как городские воробьи в пыли, чтобы избавиться от кровососущих насекомых. Вокруг поляны было устроено несколько шалашей, чтобы можно было выбрать позицию в зависимости от направления ветра. Зрелище с рассветом мы увидели невероятно красивое, только я не запомнил, были то глухари или тетерева. Описывать не буду, всё это есть в литературе.

Мы, испытатели, располагались в трёх домиках. Жена обозначенного семейства раз, примерно, в десять дней меняла нам постельное бельё. Питьевую воду нам возили из Ленинграда, а умываться летом удобно было в речке. Отдельный домик занимали кухня и столовая.