Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг

Лейбниц понимал значимость изысканий Пейреска и надеялся на публикацию его многочисленных писем[226]. В то же время сам он публиковался неохотно и однажды заметил в письме к другу, что тот, кто знаком только с его книгами, ничего о нем не знает. В его текстах отразился интерес к «ботанике, психологии, медицине и естественной истории», а также к «астрономии, физике, химии и геологии»[227].

Словно всего перечисленного было мало, Лейбниц активно занимался практической деятельностью — дипломатией, проведением правовой реформы, участвовал в основании научных академий (Берлинской академии в 1700 году, Академии наук в Санкт-Петербурге в 1725 году) и организации работы библиотек[228]. Его интерес к технике вылился в изобретение счетной машины и шифровального механизма; кроме того, он занимался совершенствованием оптических приборов, насосов и часов. Его поездки на прииски и в шахты были связаны не только с изучением геологии, но и с улучшением работы этих предприятий. У него были идеи, касающиеся монетной реформы, красильных фабрик и организации архивов.

Один из покровителей Лейбница в приступе раздражения сказал, что тот был человеком, наделенным «ненасытной любознательностью»; впоследствии эту фразу не раз повторяли исследователи его трудов[229]. Некий современник отозвался о нем как о человеке, «глубоко образованном во всех науках», а другой назвал «всесторонним и универсальным гением»[230]. Потомки были с этим согласны. Французский эрудит Бернар де Фонтенель сравнил Лейбница с кучером экипажа, запряженного восемью лошадьми, поскольку тот «мог управляться со всеми науками одновременно»[231]. В словаре ученых, опубликованном в 1733 году, Лейбниц фигурирует как «знаменитый полимат», а известный немецкий ученый XIX века Эмиль Дюбуа-Реймон назвал его эрудитом, обладающим «знанием всего и целого» (All- und Ganzwisser)[232].

Сочетая обостренную любознательность со стремлением к порядку, Лейбниц идеально подходил на роль библиотекаря. И действительно, он составил каталог частной библиотеки барона фон Бойнебурга, затем стал библиотекарем герцога Брауншвейгского в Ганновере, а впоследствии четверть века проработал в Вольфенбюттеле. Ему предлагали аналогичные посты в Ватикане и Париже, а сам он подавал прошение о назначении на должность императорского библиотекаря в Вене. Платон утверждал, что для создания идеального государства либо философы должны стать царями, либо цари — философами. Точно так же для создания идеальной библиотеки нужно, чтобы либо философ стал библиотекарем, либо библиотекарь — философом. Связь между классификацией книг и классификацией наук, действительно, отчетливо прослеживается в практической и теоретической деятельности Лейбница[233].

Но двигала им не только любознательность, какой бы ненасытной она ни была. В традициях Луллия, Альстеда и Яна Коменского (которому Лейбниц однажды посвятил стихи) он мечтал о реформе всех наук. Понимая, что такая задача слишком велика для одного человека, он проповедовал и практиковал разные формы сотрудничества — от обращения за информацией к другим ученым до основания научных журналов и академий и попытки организовать составление коллективного тезауруса или энциклопедии. Мечта о реформе лежит в основе таких его проектов, как универсальный язык, который мог бы устранить недопонимание между учеными, говорящими на разных наречиях, логическое исчисление, сводящее сложные аргументы к простым расчетам, и scientia generalis — «наука, которая содержит в себе принципы всех других наук»[234].

Полиматы второго ряда

В искусстве итальянского Возрождения выдающиеся достижения Леонардо, Рафаэля и Микеланджело были тесно связаны с творчеством очень большого количества художников второго ряда. Сходным образом эпоха семи «исполинов» была также временем многочисленных менее заметных полиматов (имена некоторых из них приведены в Приложении), что дает нам дополнительные основания для того, чтобы назвать ее золотым веком.

Многие из этих интеллектуалов были профессорами, как Самуэль фон Пуфендорф, преподававший право в Лундском университете и писавший книги по истории, философии и тому, что он сам называл наукой о естественном праве, Исаак Барроу, коллега Ньютона по Кембриджу, о котором говорили как об одном из «последних универсальных ученых эпохи Ренессанса», или Даниэль Морхоф, профессор университета в Киле, чья книга «Полигистор» (Polyhistor, 1688) долгое время служила введением в изучение наук[235]. Однако четверо из наиболее примечательных «второстепенных» полиматов этого периода — второстепенных по сравнению с семью «исполинами» — избрали карьеру вне академического мира. Это епископ, юрист, военный и чиновник — Пьер-Даниэль Юэ, Джон Селден, Луиджи Марсильи и Николаас Витсен соответственно.