Полёт на Сатурн (СИ)

— Прекрати дурочкой прикидываться! — взвизгнула Люся. — Ты лучше посмотри, до чего ты Юлию Силантьевну довела! И Марию Ивановну! Да мы тебя в детскую комнату милиции отведём! И тебя там на учёт поставят!

— Юлия Силантьевна, а представляете, как её родителям тяжело? — неожиданно спокойно проговорила Марья.

— И не говорите, Марья Ивановна, — закатила глаза врачиха. — Страшно подумать, кем она вырастет.

— Если уже в таком нежном возрасте она позорит семью… — продолжала Марья.

— Да-а, эта девочка далеко пойдёт, — вторила ей врачиха.

— Да что случилось-то? — спросила я. — Вы мне хоть объясните, за что ругаете.

— А то ты не знаешь! — с новыми силами накинулась на меня начальник лагеря. — Да мы твой портрет вот такого размера в газете «Колючка» нарисуем и на доске позора вывесим!!! Чтоб у тебя хоть немножко совесть пробудилась!

С минуту они молча сверлили меня взглядами, а потом врачиха неожиданно выпалила:

— Тебе известно, что на глубине от холодной воды могут случиться судороги?

— Известно, — чуток опешив, ответила я и добавила на всякий случай: — И без воды тоже. — Бело-синий кабинет вдруг показался мне чем-то нереальным, а ругающие — нарисованными существами.

— Не хами старшим! От холодной воды бывают судороги! Это я как вр-рач тебе говорю! — проревела Юлия Силантьевна, и её голос эхом отскочил от застеклённого шкафа.

— Тебе хоть немножко стыдно? — ввернула вожатая Люся.

— И как часто ты нарушала правила лагеря? — сердито поинтересовался вожатый, поглядывая то на Люсю, то на часы.

— Разве я нарушала? — удивилась я.

— Это же надо, с какими честными глазами она врёт! — театрально воскликнула Марья. — Небось, с первого дня убегала одна мыться! И если бы с мокрым купальным костюмом не застукали, и дальше бы продолжала!

Вот теперь всё встало на свои места. Стало быть, мой купальник нашли, потрогали и, убедившись, что он мокрый, сделали вывод, что я купалась в речке. Мне даже полегчало, и я улыбнулась.

— А, поняла. Нет, на речку я не убегала. Знаю, что нельзя.

— А почему тогда купальный костюм мокрый? — аж подпрыгнула Марья.

— Просто… — до меня вдруг дошло, что придётся при мужике рассказывать, как я стирала купальник, и я запнулась. — Ну, так получилось.

— Ты даже соврать ничего не можешь! — обвиняющим тоном звонко выкрикнула Люся, теребя комсомольский значок. — Хотя бы извинись!

— Но я же не была на речке…

— Была! — тоном, не допускающим возражений, провозгласила Марья. — И могла там утонуть! А нас бы из-за тебя посадили в тюрьму!

— Ну… — начала я, но заведующая меня перебила.

— Не нукай! Дома у себя можешь тонуть сколько угодно, мне на это наплевать! Хоть бы вы все утонули! Но пока вы здесь — я за вас отвечаю! За всех! И я не хочу сидеть в тюрьме из-за какой-то пигалицы!

Она разошлась не на шутку, вожатые и врачиха ей помогали, и я почувствовала, что ещё немножко, и я разревусь. Этого допустить было нельзя, и я стала думать о разведчиках, которых допрашивали враги. Разведчики держались стойко и никого не выдали. Нужно брать с них пример! Я собрала волю в кулак и, чтобы не зареветь, заставила себя думать о чём-нибудь смешном.

Марья орала, обзывала меня, обвиняла чёрт знает в чём, а я вдруг вспомнила, что в лагере её прозвали Нельзя. Нельзя, Нельзю, Нельзи, Нельзёю о Нельзе… Некстати вспомнила. Лучше бы я дала ревака. Мысленно склоняя это прозвище под крики Нельзи, я почувствовала, что меня разбирает жуткий смех, и опустила голову пониже, чтоб они не заметили. «Надо Нельзе пожаловаться… Нельзю позовите! Без Нельзи тут не обойтись…» Кажется, я немножко переборщила. Трясясь от беззвучного хохота, согнулась в три погибели и жалела только об одном: что мама запрещает мне носить чёлку. Было бы сейчас естественное прикрытие.

Воцарилась тишина.

— Ну, может быть, хватит, Марья Ивановна, — великодушно заметила врачиха. — Бедная девочка уже плачет. Она осознала свои ошибки.

— Это крокодиловы слёзы! — пламенно воскликнула вожатая.

— Там уже, наверно, эстафета закончилась, — пробормотал вожатый. — Пора в шахматы играть. Можно, я пойду?

— Идите, Юра, — царственно разрешила Марья. — Ну что, виновница? Будешь ещё удирать?

И тут я взрыднула. И вся честная компания поняла, что я не реву, а ржу.

— Да она над нами издевается! — нечеловеческим голосом завопила — нет, затрубила, как слон, Марья-Нельзя.

Юра, пользуясь суматохой, слинял. Я обрадовалась и, всё ещё давясь смехом, объяснила:

— Я просто постирала купальник! На него фломастер вытек, и я постирала.

— Это ещё что за новости? — грозно спросила Марья. — Задним числом ищешь отговорки?

— Да все девчонки видели!

— Девочки, — ледяным голосом поправила она меня. — Почему сразу не призналась?

— Потому что не хотела при вожатом про свой купальник рассказывать.

— Почему не хотела? — грозно допрашивала меня Марья.

— Ну…

— Не нукай! Ты это на ходу придумала.

— Все девочки видели. Мы с Таней и Ниной бегали в прачечную за порошком…

— Кто вам разрешил брать порошок? — взвилась врачиха.

Я промолчала.