Полёт над кукушкиным гнездом

СКЭНЛОН. Человеку нужно знать, что творится в мире, верно? Господи, да они могли бы разгромить нас к черту, а мы б узнали только через неделю. /Сестре Рэтчед./ А нельзя смотреть и то, и другое?

РЭТЧЕД. Нет, никак нельзя.

СКЭНЛОН. Ну… может, они и не разгромят нас на этой неделе.

МАКМЭРФИ. Вот молодец! Давайте голосовать. Все, кто "за", поднимите руки!

ЧЕЗВИК поднимает руку. СКЭНЛОН — тоже. Остальные смотрят в пол.

Эй, это еще что за чертовщина? Я считал, что вы, ребята, имеете право по такому делу голосовать. Верно ведь, док? /Доктор кивает./ О'кей, так кто хочет смотреть игры на Кубок?

ЧЕЗВИК еще выше поднимает руку, а больше — никто.

Да что это с вами, ребята?

РЭТЧЕД. Трое, мистер Макмэрфи, Всего лишь трое. Недостаточно, чтоб изменить правила. Ну, коль скоро с этим все ясно, можно заканчивать наше собеседование,

МАКМЭРФИ. Да уж… давайте лучше это треклятое собеседование кончать,

Доктор СПИВИ встает и выходит. СЕСТРА РЭТЧЕД кладет книгу записей на место и тоже выходит. Больные расставляют по местам стулья и разбредаются по комнате. УОРРЕН помогает им, затем, когда все расставлено, возвращается в дежурку.

БИЛЛИ /после долгого молчания/. П-послушайте, Рэндл. Н-некоторые из н-нас уже давно здесь. И н-некоторые из н-нас еще долго б-будут здесь после т-того, как в-вас и с-след простынет. И п-после того, как кончатся игры на Кубок. Так н-не-ужели в-вы не в-видите… н-неужели не понимаете…

МАКМЭРФИ /отрицательно качает головой/. Нет, не понимаю. Этого — я — не понимаю.

БИЛЛИ в отчаянии отворачивается.

Послушайте, Хардинг, да что это с вами?

ХАРДИНГ пожимает плечами и отворачивается.

Чего вы, ребята, боитесь? Нет, вы просто какие-то бесхребетные. Надо мне оставить вас ей на съедение — и точка. Вот так — рвануть из этой двери, захлопнуть ее за собой, забить гвоздями и — привет.

БИЛЛИ. Да? Ну хорошо, вот вы тут р-распетушились — а как бы вы отсюда ушли?

МАКМЭРФИ. Да сорок способов есть!

ХАРДИНГ. Назовите один.

МАКМЭРФИ. Думаешь, я треплюсь, да? /Озирается вокруг, и взгляд его останавливается на ящике, стоящем у основания дежурки./ Вот. Эта штука, на которой сидит Билли. Можно швырнуть ее в сетку на окне, и сетка лопнет.

ХАРДИНГ. Что-то не припомню, чтобы психи могли двигать горы.

МАКМЭРФИ. Ты что, хочешь сказать, что мне не поднять этой ерундовины?

ХАРДИНГ. Эта ерундовина весит полтонны. И к тому же содержит все электрическое оборудование, питающее дежурку.

СКЭНЛОН. Так оно и есть, черт побери. Попробуй, тронь ее, Мак. Устроишь такое короткое замыкание, что вся эта чертова больница вылетит на орбиту.

Переглядывается с Хардингом и поднимает большой палец вверх.

МАКМЭРФИ. Кто поставит пять монет?

ХАРДИНГ. Это еще безрассуднее, чем ваше пари насчет главной сестры.

МАКМЭРФИ. Гоните пять монет! Потому как никто не докажет мне, что я не могу чего-то сделать, пока я не попробовал. Вот они — ваши бумажки, когда мы играли в двадцать одно! Хлопает ладонью по столу, накрывая бумажки./ На всю эту кучу — вдвойне или ни черта!

ХАРДИНГ. Принимаю!

ОСТАЛЬНЫЕ. Ставлю! Идет! Держу пари! / и т. д…/

МАКМЭРФИ. А ну, мальчики, отойдите подальше. Скэнлон, уведи женщин и детишек в безопасное место! /Берется за ящик — никакого эффекта./

СКЭНЛОН. Ну как, Мак, сдаешься?..

МАКМЭРФИ. Э нет, черт подери. Я еще только разогреваюсь. А вот сейчас возьмемся по-настоящему!

На этот раз он вкладывает в рывок всю свою силу. Закрывает глаза, губы его растягиваются, обнажая стиснутые зубы. Голова откинута назад. Все тело дрожит от напряжения.