Полёт: воспоминания

Идём в режиме полного радиомолчания — такое условие радиомаскировки. Лишь изредка слышны в наушниках короткие команды с КП — командного пункта дивизии, дающие курсы командиру полка: нас наводят на полк противника. Иногда мельком вижу кучу наших самолётов и становится не по себе — когда сойдутся два полка — будет уже не тридцать шесть, а семьдесят два самолёта! И не просто будут лететь все рядышком, а вести маневренный воздушный бой: задача каждого — уничтожить противника, заснять его своим кинопулемётом, привезти его снимки, да не просто снимки, а снимки сбитого противника.

И вот свершилось! Я не видел всей картины боя — всё моё внимание было — на ведущего. Только вдруг по тому, как резки вдруг стали мои движения при попытке сохранить своё место в строю, я понял, что строй напрягся, стал маневрировать.

Мы вдруг рассыпались по эскадрильям, высотомер полез вверх, потом вниз, заметался курс, радиомолчание закончилось, и эфир вдруг взорвался как-то сразу командами, ответами, докладами и квитанциями, как будто стремился наверстать и высказать всё, что было раньше зажато, не высказано.

Дальнейшее трудно было понять.

Ведущий мотался внезапно и резко, даже не предупреждая.

Земля моталась за ведущим то вверх то вниз.

Горизонт наклонялся и переворачивался.

Какие-то самолёты — то ли свои, то ли чужие — мелькали то справа, то слева, то сверху, то проскакивали снизу буквально под самым носом, меня то вдавливало в сиденье, то вытягивало из него так, что я провисал в кабине на привязной системе — я видел только одно — голову ведущего. Голова крутилась во все стороны так, как будто она была на шарнирах. Несколько раз мне приходилось рвать ручку на себя или кидаться вниз так, что чуть не выскакивал из сиденья — это когда на меня откуда-то кто-то сваливался так, что столкновение казалось неминуемым. Гашетку управления оружием я перекинул ещё раньше, готов стрелять был давно, только не до стрельбы было: творилось в воздухе такое, что было не до стрельбы.

Все наши разработки и планы полетели к чёрту.

Я едва держался в строю: вот-вот при очередном умопомрачительном манёвре с дикой перегрузкой вылечу из строя и потеряю ведущего! Совсем близко, на дальности буквально двухсот метров, промелькнул чей-то самолёт с оранжевым носом, — таких у нас не было. Я изо всей силы надавил гашетку: если бы были снаряды, — наверняка располосовал бы его в пух и прах!..

Расплата не замедлила сказаться: за эту пару секунд, пока я его держал в прицеле ведущий мой оказался чёрт знает где! Я бросил противника и кинулся к своему ведущему. Я не знаю, что мне пришлось вытворять с самолётом в течение минуты — двух, — так я никогда ещё безобразно с ним не обращался, — но мне таки удалось догнать ведущего и стать на своё место в строю.

За эти минуту — две я взмок настолько, что почувствовал, как ручейки пота текут по спине.

Не знаю, сколько ещё продолжалось это сумасшествие, мне показалось, что длится оно вечность и никогда не закончится! Это был какой-то ад, в котором метались грешники!..

И вдруг всё сразу успокоилось. Мы ушли куда-то вбок, вывалились с глубоким пикированием из этой свалки, резко потянули на себя и вышли в горизонт.

Я осмотрелся.

Ведущий был на месте, сзади за нами на удалении километров двух шла чья-то пара, какие-то самолёты по одному появлялись то слева, то справа… Компас показывал курс на восток. Перехват был тоже восточнее нашего аэродрома. Значит мы идём на Борки, там должен производить посадку наш полк. При подходе к аэродрому, километров за десять у меня замигала красная лампа аварийного остатка горючего. Значит, топлива — на пятнадцать минут. Вот чего мне стоило не потерять ведущего. Значит, на максимале высвистел керосин. В сердцах даванул на часах кнопку секундомера.

Доложить или не докладывать? Наверное, не один я в таком положении.

Скучновато стало: стрелка секундомера бежит так быстро! Можно так ведь и упасть. Ладно, потерплю пока, может, ещё и успею сесть. На аэродром вышли точно.

Роспуск.

И вдруг перед носом выскакивает чей-то самолёт. Не наш. Нужно быть внимательнее: в такой свалке и столкнуться немудрено — чужой аэродром, разные каналы связи. Мы на первом, а тот, наверное, на стартовом, немудрено, что я его не слышал. Как противно мигает лампа аварийного остатка топлива! Страшно мешает! В запасе у меня семь минут. Для захода потребуется пять. Резерв — две. Это хорошо, если датчик не врёт.

Впереди три самолёта.

Круг растянут, может и не хватить горючки. Дьявол побрал бы того, что выскочил — я его вперёд пропустил. Вот он уже на траверзе, шасси выпускает. Я выпускать не спешу — всё меньше топлива пойдёт. Докладываю выпуск шасси, а сам тяну на четвёртый разворот и выпускаю их только перед четвёртым. Ну, родненький, вытяни, не заглохни раньше времени! Посадочные щитки выпускаю уже над ближним — за километр от полосы. Опасно, а падать неохота.

И вот, наконец, полоса! Вытянул! Не упал! Я благодарно сжимаю ручку, как будто живой самолёт послушно отзывается: ладно, мол, тебе тоже досталось.