Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть

Тем временем 28 мая 1956 года состоялось заседание Президиума ЦК, на котором H. С. Хрущев возобновил атаку на Вячеслава Михайловича Молотова, с которым он уже давно конфликтовал по ключевым внешнеполитическим вопросам, особенно австрийскому и югославскому. Именно по этой причине, как считают ряд историков (Ю. В. Аксютин[550]), еще с мая 1955 года Первый секретарь стал активно и настойчиво «ограничивать его влияние на выработку и принятие всех решений по основным внешнеполитическим вопросам» и «укреплять дипломатический корпус членами ЦК». Среди этих членов ЦК, бывших старыми и кадровыми партработниками, оказались и новые советские послы в Польше, Чехословакии и Румынии: Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко и первые секретари Сталинградского и Одесского обкомов партии Иван Тимофеевич Гришин и Алексей Алексеевич Епишев. Теперь же H. С. Хрущев решил добить давнего оппонента и именно с этой целью созвал это заседание Президиума ЦК. Как установил историк С. С. Войтиков[551], очередную атаку на главу советского внешнеполитического ведомства, начатую Первым секретарем ЦК, сразу и очень активно поддержали многие члены высшего руководства, прежде всего Н. А. Булганин и М. З. Сабуров, которые прямо обвинили В. М. Молотова в том, что под его руководством «МИД не шел в ногу с ЦК». В результате 1 июня 1956 года он был снят со своей должности, и теперь, оставшись только в ранге первого заместителя главы Совета Министров СССР, В. М. Молотов де-факто стал «министром без портфеля». А новым главой МИД СССР был назначен Дмитрий Трофимович Шепилов, который одновременно, вплоть до конца декабря 1956 года, оставался и секретарем ЦК.

Между тем H. С. Хрущев, попав в очень щекотливое положение, продолжил лихорадочно искать возможные пути нового «обстрела культа личности», но уже в иных, менее резких интонациях и выражениях, поскольку не только в верхах, но и во всей партии начались «разброд и шатания». Неслучайно еще 5 апреля 1956 года ЦК обратился к членам партии со специальным письмом, осуждающим «недозволенную критику сталинского культа», а в центральном органе ЦК — газете «Правда» — уже через день появилась редакционная статья, провозгласившая борьбу против «демагогов и гнилых элементов, которые под видом критики культа личности критикуют линию партии».

К тому времени в самом аппарате ЦК, очень внимательно ознакомившись с многочисленными сводками спецслужб о настроениях в советском обществе[552], наконец-то осознали, что рамки дозволенного в критике сталинского культа оказались крайне размытыми. Нужно было срочно дать предельно жесткие и четкие указания во все партийные организации страны о том, что можно, а чего категорически нельзя делать в критике усопшего вождя и его деяний. И такой партийный документ вскоре появился. 30 июня 1956 года ЦК КПСС принимает, а затем широко публикует печально знаменитое Постановление «О преодолении культа личности и его последствий», которое носило куда более осторожный и выдержанный характер, чем разнузданный по форме и крайне лживый по содержанию доклад H. С. Хрущева на XX партийном съезде[553].

Думается, что особо подробно останавливаться на этом документе не имеет никакого смысла. Он широко известен и буквально напичкан разного рода клише, заклинаниями и штампами типа тех, что «решения исторического XX съезда встретили полное одобрение и горячую поддержку всей нашей партии, всего советского народа, братских коммунистических и рабочих партий, трудящихся великого содружества социалистических стран и миллионов людей в буржуазных и колониальных странах», а «в стане врагов рабочего класса» они, напротив, «породили тревогу и озлобление», что именно этот съезд, «знаменующий собой новый этап в творческом развитии марксизма-ленинизма», вооружил всю партию и весь советский народ «величественным планом дальнейшей борьбы за построение коммунизма», открыл новые и реальные перспективы «для объединенных действий всех партий рабочего класса за предотвращение угрозы новой войны» и т. д.