Вот это «веселье» вновь возвращает нас к старинным фантазиям глобального антропогенного воздействия на природу. Будем помнить, что 30–е годы, когда звучал горьковский гимн Человеку–покорителю природы, были годами, когда эти фантазии реализовались в природопреобразующих практиках – все эти дальние перелеты, плавания на льдинах, покорения высот и глубин – все то, чем целенаправленно наполнялось массовое сознание тех лет, было и одновременной материализацией горьковской мечты. В этом контексте забота о заповедниках, к примеру, расценивалась как вредительство. Так, в «Деле о заповедниках» на Украине в начале 30–х годов «вредители» обвинялись в том, что они препятствуют использованию земли на благо трудового народа и хотят сохранить ее нетронутой в надежде на реставрацию старого строя. Если исходить из того, что тоталитаризм не способен оставлять в стороне что-либо естественное, «природное» как в человеке, так и вне его, что-либо бытующее само по себе, но может лишь подчинять все единому плану и режиму, то эта горьковская мечта была созвучна музыке «будней великих строек».
Горький продолжает писать о величайшем ученом Мичурине, о дерзновенном Павлове, о Тимирязеве: «Высшая для человека форма самопознания является именно как познание природы посредством эксперимента в лаборатории, в клинике и борьба за власть над силами природы посредством социального эксперимента» (17, 470). И мичуринский призыв не ждать милостей от природы совершенно блекнет на фоне горьковского: землю надо «выдрессировать, как дрессируют животных» (24, 352), «нужно научиться взнуздывать природу, как норовистую лошадь» (27, 88).
Корней Чуковский вспоминал, как настойчиво рекомендовал ему Горький еще в двадцатые годы писать книгу – «фантастическую повесть о том, как люди в СССР научились управлять погодой». Он советовал Чуковскому непременно включить в свою повесть рассказы о «замечательных идеях», будораживших тогда не только ум Горького: уничтожении Гренландского ледяного лишая с тем, чтобы возвратить Сибирь и Канаду в миоценовый период, утилизации вращения Земли вокруг своей оси, поиске «родоначальницы растительной и живой клетки»
[245]. Вообще, эти идеи приводили Горького–романтика в почти экстатическое состояние. Как явствует из его переписки с учеными (А. Тимирязевым, К. Циолковским, А. Бахом, А. Карпинским, С. Ольденбургом, А. Ферсманом) и писателями (Роменом Ролланом, Гербертом Уэллсом), знаменитую Марксову мысль о «переделке мира» он понимал совершенно буквально.Его классовость продолжает питаться все тем же титанизмом природоборчества, причем природа превращается иногда в прямую параллель, едва ли не в метафору классовой борьбы. В 1933 году ЦК комсомола объявляет «Всесоюзный поход против сорняков». Горький обращается с воззванием к молодым «ударникам–колхозникам», в котором параллелизм «классовая борьба – борьба с природой» приобретает уже не метафорический, но прямой смысл: «В стране, где объявлена и успешно развивается беспощадная борьба – «борьба на истребление» против двуногих хищников и паразитов пролетариата – строителя нового мира, вполне планомерно и естественно начать трудное дело истребления вредителей растительного мира, истребление паразитов, которые засоряют, отравляют, пожирают огромное количество трудового хлеба. Наверное, вслед за всесоюзным походом против сорных трав будет объявлен такой же поход против крыс, мышей и прочих грызунов, уничтожающих огромное количество зерна и пищевых продуктов» (26, 427).
Так он обращался к комсомольцам. А так – в 1935 году – к школьникам: «В нашем государстве не должно быть насекомых, опасных для здоровья людей, сорных трав, истощающих соки земли, вредителей лесов и хлебных злаков. […] В нашей стране не должно быть места саранче, пожирающей хлеб, комарам, которые прививают людям лихорадки, мухам, распространяющим болезни, насекомым, истязающим домашний скот. Крысы и мыши – паразиты, которые приносят нам убытков на сотни миллионов рублей, так же, как грызуны полей – кроты, суслики, полевки. Это, разумеется, еще не все…» (27, 482). Горьковская фантазия шла, конечно, дальше полевок и сусликов.