Основные материальные и экономические проблемы человечества, утверждали футурологи, будут решены в ближайшие годы, и тогда на смену прометеевскому обществу придет новое. Постэкономическое будущее «откроет массу новых возможностей для персонального роста, приключений и наслаждений. Он будет разноцветным и удивительно открытым для индивидуальности», — писал Э. Тоффлер [852]. «Систему, созданную для материального удовлетворения, мы стремительно преобразуем в экономику, нацеленную на психическое удовлетворение», «основой экономики, грядущей после эпохи обслуживания, будет психологизация всего производства, начиная с материального, — предрекал Э. Тоффлер. — Творцы ощущений создадут основной — если не главный — сектор экономики. И тогда процесс психологизации будет завершен» [853].
Футурологи 1960–1970-х гг. на удивление точно предсказали основные черты этого будущего, начиная с сокращения продолжительности рабочего времени и дальнейшей атомизации общества, до персонализации товаров и взрывного роста индустрии развлечений. Например, в 2012 г. впервые в мире был зарегистрирован миллиардный турист, а несколько сотен каналов телевидения для большинства уже не являются роскошью. Люди сегодня большей частью совершают покупки, подчиняясь не нужде, а прямо по Э. Тоффлеру, стремлением к психическому удовлетворению. Н. Фергюсон в своей книге «Цивилизация: Запад и все остальные» (2012) утверждает, что гедонизм (получение удовольствий) превратился сегодня в единственную религию, поскольку все остальные, особенно христианство в его католическом и протестантском варианте, по всей Европе сжимаются, подобно шагреневой коже, оказывая все меньшее влияние на общественную жизнь своих стран [854].
Однако вместе с восторгом от перспектив наступления светлого постэкономического будущего все отчетливее и угрожающе начинали звучать голоса, предупреждавшие, что это будущее несет смертельную угрозу человечеству. Дж. Гэлбрейт еще в 1964 г. в работе «Общество изобилия» обратил внимание на растущий разрыв между уровнем и «качеством жизни», на зависимость между ростом специализации и углублением невежества. Д. Белл отметит, что тенденции, складывающиеся в США, ведут к фатальному углублению кризиса между экономикой и культурой. Исследователи Римского клуба в 1970-х гг. придут к выводу о ресурсных ограничениях, в которые неизбежно упирается грядущее «процветание». Оптимист Э. Тоффлер в книге «Третья волна» (1980) встанет на позиции социального, ресурсного и экологического пессимизма.
Но это будет только началом, за ними в 1990-х гг. ускорится рост социального неравенства, грозя уничтожением средних классов в развитых странах мира, своего пика достигнут долговой и демографический кризисы, угрожающие существованию уже самой цивилизации. Одновременно, отмечает Н. Фергюсон, вследствие утраты традиционных ценностей коррупция распространяется, как плесень, проникая во все поры общественной жизни. Аполитичность, развязность и цинизм воцаряются повсюду в мире, где духовная жизнь и этические ценности являются уделом лишь незначительного меньшинства населения [855].
Определяя футурологию как науку, ее создатель О. Флехт-Хейм (1966), представлял ее как средство преодоления «старых идеологий» [856]. Футурология должна была дать новое видение будущего в противовес классической политэкономии. Однако законы развития обмануть не удалось.
В начале XXI в. силы, двигавшие на протяжении последних веков развитием общества, подошли к своему исчерпанию: На протяжении всей истории капитализма экстенсивный экономический рост обеспечивался за счет расширения системы. Снятие протекционистских барьеров после Второй мировой войны стало эпохой процветания мировой торговли: за 1950–2000 гг. она выросла в 20 раз, а производство — в 6 раз. В 1999 г. общий объём экспорта составил 26,4 % от мирового производства по сравнению с 8 % в 1950 г. Однако с начала 2000-х гг. ситуация начала меняться, и особенно для развитых стран мира. Рост экспорта перестал стимулировать рост производства — мировой рынок достиг пределов насыщения. Дальнейший рост развивающихся стран происходит уже только за счет передела мирового рынка в их пользу, что наглядно демонстрирует приводимый график. В настоящее время рынок стал глобальным и дальнейшее его экстенсивное расширение невозможно. Другими словами, эффект глобализации на рост производительности труда уже почти исчерпан.