Политэкономия XXI века

Первые признаки того, что что-то идет не так, начнут проявляться уже в 1995 г., тогда британский премьер-министр Д. Мейджер посетует на абсолютную неприемлемость того, что происходит на финансовых рынках «со скоростью и размахом, угрожающими выйти из-под контроля правительств и международных организаций» [627]. Его бывший итальянский коллега Л. Дини будет восклицать, что «нельзя позволять рынкам подрывать экономическую политику целой страны» [628]. А президент Франции Ж. Ширак назовет весь финансовый сектор «спидом мировой экономики» [629].

…

Один из наиболее действенных механизмов ограничения международных финансовых спекуляций был предложен лауреатом Нобелевской премии по экономике Д. Тобином. Еще в 1970-х гг. он предложил «подсыпать песку в механизмы чересчур эффективных международных финансовых рынков», для чего взимать со всех сделок с иностранной валютой налог в 1 % [630]. Специалисты находили это предложение «теоретически безупречным», но тут же отмечали, что «Нью-Йорк и Лондон всегда будут этому препятствовать» [631]. Тогда Д. Тобин в 1995 г. предложил европейцам действовать самостоятельно и взимать дополнительный налог с займов в своей валюте, предоставляемых зарубежным учреждениям. Уклониться от этого налога было бы невозможно, и одновременно он подавлял нежелательную спекуляцию в зародыше [632]. Но и это предложение не нашло поддержки, например, «Франкфуртер альгемайне цайтунг» в ответ написала, что налог Тобина привел бы к «государству оруэлловского типа, осуществляющему всемирный надзор» [633].

Американские методы вызывали страх среди европейских аналитиков. Например, Э. Тодд еще в 2002 г. предупреждал: «Мы еще не знаем, как и какими темпами европейские, японские и другие инвесторы будут общипаны, но они будут общипаны, как куры. Наиболее вероятный вариант — невиданная биржевая паника с последующим крушением доллара… Крушение механизма будет настолько же неожиданным, насколько удивительным было его появление» [634]. Пока же большинство европейцев пребывали в эйфории от неожиданного свалившегося на них счастья.

…

«Успеха и благосостояния можно достигнуть играючи», убеждал немцев в своих популярных книгах в 1990-х гг. Б. Шефер, «этот феномен тем более удивителен, что он полностью опровергает широко распространенное заблуждение, что благосостояние можно достичь только долгими годами тяжелого труда. Наоборот богатство и благосостояние являются результатом скорее определенного умонастроения, определенных, ориентированных на благосостояние догматов веры» [635].

Однако немцы вели себя более осторожно. От финансового сумасшествия их, очевидно, удерживал исторический опыт 1920–1930-х гг. В Германии цены на недвижимость не менялись, не было бума потребительского кредитования. Исключение составили лишь немецкие банки, которые с алчностью заглатывали американские облигации с максимальным кредитным рейтингом, которые на деле не стоили ничего [636]. Но немцы все принимали за чистую монету. Немцы слепо верили Америке, как старшему брату, даже риск облигаций в Европе официально оценивается американскими рейтинговыми агентствами.

…