Политэкономия XXI века

В подтверждение того, что немцы действовали вполне искренне, М. Льюис приводит доходы немецких банкиров, которым «платили гроши за принятие риска, который потопил их банки… Но странная вещь — в отличие от американских банкиров, немецкая общественность считает их мошенниками» [637]. В Америке банкиры всего за несколько лет делали многомиллионные состояния, они по крайне мере знали, за что продавали душу. «В этом финансовом мире, обители лжи, немцы выглядят, как аборигены на заповедном острове, не привитые против болезни, которую приносят туристы», — заключал М. Льюис [638].

Кризис 2008 г. привел к банкротству одного из крупнейших немецких банков — Commerzbank. Его не смогла спасти даже правительственная помощь в 25 млрд долл., и в 2009 г. Commerzbank был куплен Dresdner Bank. На пару с Deutsche Bank они остались единственными крупными частными банками Германии. Мюнхенский ипотечный банк Hypo Real Estate удалось спасти за счет вливания 35 млрд евро средств государства и частных банков.

Особое внимание, которое уделяется Германии, определяется той ролью, которую она играет на континенте: Германия является главным двигателем европейской экономики. Германия — это точно настроенная и отлаженная экспортная машина , в основе которой лежит порядок Ordnung и которая работает во всю силу своей мощи. Классические немецкие философы конца XIX — начала ХХ вв. — это не мыслители в обычном понимании, это скрип тормозов, вопль отчаяния немецкой машины, внезапно оказавшейся на краю пропасти. Малейший сбой в ее работе может привести к самым трагичным последствиям. Стабильность Европы зависит от того, насколько немецкая машина имеет возможность для своей работы.

Указывая на особенности этой машины, М. Портер в своей книге «Конкурентные преимущества стран» (1990) отмечал, что: японский, германский, шведский, корейский «капитализмы» являлись более эффективными, чем англосаксонский, в плане производства, поскольку они следовали либеральным правилам лишь в той мере, в какой это давало им преимущества [639]. С другой стороны, конкурентоспособность Германии определялась искусственным сдерживанием роста заработной платы относительно роста производительности труда. Так, согласно данным Германского института экономических исследований (DIW), в 1974–1994 гг. расходы по зарплате на единицу труда в Западной Германии выросли на 97 %, тогда как во всех остальных странах ОЭСР — на 270 % [640]. Экономисты мюнхенского института Ifo подтверждают: «Нигде средний реальный доход на одного работника не рос так медленно, как в Германии…» [641].

С наступлением неолиберальной эпохи Германии удалось сохранить свои особенности и одновременно расширить возможности. Последние появились, благодаря включению в германскую экономическую орбиту Восточной Европы с ее дешевой и образованной рабочей силой и девственными рынками. «Восточная Европа была неприкосновенной для западного капитализма, — отмечает в этой связи Н. Кляйн, — там еще просто не существовало потребительского рынка, достойного внимания… Потенциальные возможности быстрого получения прибыли для тех, кто придет первым, были просто невероятными» [642].

Следующий шагом стало введение евро в 1999 — 2002 гг., что с одной стороны ликвидировало возможность валютного протекционизма, а с другой снизило процентные ставки до уровня лидеров, и как следствие привело к росту покупательной способности стран еврозоны [643]. В результате Германия и развитые страны ЕС получили рынок сбыта для своей продукции, а развивающиеся — шанс резко улучшить свое благосостояние. Например, у Польши, Прибалтийский стран, Венгрии, Словакии, Румынии благосостояние всего за 8 лет (2000–2007 гг.) выросло в 3–4 раза [644].

Среднегодовые темпы роста расходов домохозяйств в 2004 — 2007 гг., на одного жителя, в % [645]