Политическая борьба в годы правления Елены Глинской (1533–1538 гг.)

Посадив А. М. Шуйского в тюрьму, бояре требовали у великой княгини «поимати» князя Юрия. Елена, будучи в великой «кручине» по великому князю, сказала боярам: «Как будет пригоже, и вы так делайте». Бояре призадумались. В этой части летописного текста редактор Летописца яростно защищает удельного князя: «А у князя никоторого же помышления лихово не было». Наоборот: его бояре и дворяне советовали ему вернуться в Дмитров. По Москве ходили слухи, что Юрия собираются арестовать; это беспокоило дмитровских дворян. Но Юрий им отвечал: «И мне как крестное целование преступите. Готов есми по своей правде и умерети». Московские бояре, подумав, решили арестовать Юрия. Они сказали свою «думу» Елене. Великая княгиня ответила им: «То ведаете вы». И судьба Юрия была решена: его посадили в тюрьму, откуда он уже не вышел.

Летописец, как видно, пытается изобразить Юрия непричастным к делу А. М. Шуйского, Елену невинной в «поимании» князя Юрия. Эта политическая тенденция вполне соответствовала событиям после мая 1553 г.[272] Но так ли это? До нас дошла челобитная Ивана Яганова великому князю Ивану Васильевичу, из которой, между прочим, видно, что ещё при Василии осуществлялся тайный надзор за Юрием, его боярами, дворянами («И яз государю сказывал, а которые дети боарские княжь Юрьевы Ивановича приказывали и отцу твоему со мною великие, страшные, смертоносные дела, и яз государь, те все дела государю доносил»).

В челобитной Иван Яганов жалуется великому князю на несправедливое отношение к нему: за очередной донос его посадили в тюрьму — «и меня, и моего человека велели оковати и в заточенье посадити». При Василии он числился платным осведомителем — «и яз, государь, те все дела государю доносил, и отец твой меня за то ялся жаловати своим жалованьем…». После его смерти некоторое время он продолжал так же верно служить князю М. Л. Глинскому и И. Ю. Шигоне Поджогину[273].

Почему так резко изменилось отношение к тайному агенту? В достаточно завуалированной форме Иван Яганов рассказывает об этом так: «И ныне, государь, приказал ко мне княж Юрьев Иванович сын боярской Яков Мещеринов, который наперед того некоторыми делы отцу твоему служил… и язь, государь, то сказал Ивану Юрьевичу Шигоне; и Шигона молвил: "поеде к Якову, нечто будет у него которое дело государево поновилось, и ты и с Яковом ранее езди к Москве; и язь Якова и его службу скажу государю"; и приехал есми к Якову, и Яков мне которое дело сказал и язь, государь, часа того послал ко князю Михаилу и к Шигоне своего человека с грамотою, а велел тобе государю сказати, а сам поостался у Якова побыти, доведатись про то дело полных вестех; Иван Шигона моего человека к нам отпустил, а велел нам быти к Москве, и мы часа нарядились к Москве ехати, и ты, государь, по нас прислал своих детей боарских, велел нас Москве взяти. И здесь, государь, перед твоими бояры, Яков то дело с меня снял, что он мне сказывал, а слышел, сказывает, у княлс Юрьевых детей боарских; а которые речи Яков мне сказывал о Дмитровских делех, и язь тех речей список дал твоим боаром…»

Из челобитной Ивана Яганова видно, что кроме него в уделе был осведомителем и Яков Мещеринов[274]. «Некоторое дело», ради которого И. Яганов вместе с Я. Мещериновым уехали в деревню, означало, вероятно, что они вели какое-то наблюдение за дмитровскими детьми боярскими. С. М. Соловьев справедливо полагал, что этот донос вряд ли относился к замыслам Юрия, так как со времени смерти Василия до ареста Юрия прошло немного времени (всего около недели)[275]. К тому же Юрий из Москвы не выезжал, а в челобитной речь идёт о какой-то поездке, по всей видимости, в Дмитровский удел. Для нас важно, что руководство тайной слежкой за удельными князьями осуществлял князь М. Л. Глинский и тверской дворецкий И. Ю. Шигона Поджогин, лица очень влиятельные, близкие к семье умершего князя[276].

В руках М. Л. Глинского и И. Ю. Шигоны Поджогина находился аппарат платных осведомителей, доставшийся им по наследству от Василия. Можно почти с уверенностью сказать, что то, о чём беседовали дмитровские дворяне, скоро становилось известно правительству Елены Глинской. Агентура доносчиков была направлена главным образом против удельных князей, и в особенности против Юрия[277]. Поэтому та атмосфера незнания и благородного выжидания, характерная для тенденции Летописца начала царства, не только не соответствует действительности, но и противоречит ей.