Политическая экономия рантье

Мы привели почти полностью формулировку Бём-Баверка, потому что нелепость и противоречивость понятия субъективной меновой ценности необыкновенно резко сформулирована самим Бём-Баверком. Ведь, никто иной, как наш маэстро, говорит нам, что «величина субъективной меновой ценности должна зависеть от… объективной меновой ценности…» (курсив наш. Н. Б.). Здесь «объективный» рыночный мир не привносится контрабандой, с заднего крыльца; наоборот, в самом определении величины субъективной меновой ценности обнаруживается крах теории, построенной на индивидуально-психологическом «песце»^[185].

Отсюда становится понятным то обстоятельство, что наиболее ярко полнейшая бесплодность австрийской теории обнаруживается в вопросе о деньгах.

«Самым многосторонним благом, — говорит Визер, — являются деньги… Ни на каком другом благе нельзя получить такого ясного представления об идее предельной пользы»^[186]. Это утверждение одного из самых выдающихся теоретиков предельной полезности звучит весьма иронически, если его сопоставить с результатами, полученными в этой области новой школой. Как известно, деньги отличаются от всех других товаров тем, что они являются всеобщим эквивалентом товаров. И именно это их свойство — быть общим выразителем абстрактной меновой ценности — делает особенно затруднительным их анализ с точки зрения предельной полезности^[187]. В самом деле, при заключении всяких меновых сделок агент современного хозяйственного строя смотрит на деньги исключительно с точки зрения их «покупательной силы», т. е. с точки зрения их объективной меновой ценности. Ни одному «хозяйствующему субъекту» не приходит в голову оценивать свою золотую наличность с точки зрения способности золота удовлетворять «потребность в украшениях». При раздвоившейся потребительной ценности денег^[188] — как золотого товара и как денег — оценка их базируется именно на их последней функции. Если при анализе ценности обыкновенных товаров приходится констатировать присутствие общественных связей, которые исключают всякое индивидуалистическое толкование экономических явлений (см. выше разбор учения о субституционной пользе) то в деньгах эти общественные связи достигают наиболее полного выражения. Деньги являются именно тем «благом», субъективная оценка которого есть, в терминах австрийской школы, субъективная меновая ценность. Вскрывши противоречивость и логическую несостоятельность этого понятия, мы тем самым вскрыли и «основную ошибку» всей теории денег. Эту ошибку очень хорошо формулирует Густав Экштейн: «Объективная меновая ценность денег, — говорит он, — образуется, таким образом, из субъективной потребительной ценности; последняя состоит в их субъективной меновой ценности, которая, в свою очередь, зависит от их объективной меновой ценности…»^[189]. То есть, объективная меновая ценность денег определяется через объективную ценность денег.

Теория денег и денежного обращения в известном смысле может служить пробным камнем для всякой теории ценности, ибо в деньгах как раз наиболее видимым образом происходит объективирование многосложных человеческих отношений. Именно поэтому «загадка денежного фетиша», который «слепит взор своим металлическим блеском», была до сих пор одной из самых сложных загадок для политической экономии. Классический образец анализа денег дал Маркс в «Капитале» и «Zur Kritik», и страницы его работ, посвящённые деньгам, являются одними из самых блестящих страниц, когда-либо написанных на эту тему. Наоборот, на «теории» денег австрийской школы яснее ясного видна полная теоретическая бесполезность всей конструкции, её полное теоретическое банкротство^[190].

4. Ценность комплементарных благ (теория вменения)

Одним из наиболее запутанных вопросов, разрабатываемых австрийцами, является вопрос о ценности так называемых «комплементарных» (Менгер) благ, или теория экономического вменения (Zurechnungstheorie — термин, введённый Визером).