Политическая история Первой мировой

И подлинными непосредственными зачинщиками войны оказались Франция и Англия, послушные Золотому Интернационалу. Поэтому нам остаётся бросить последний предвоенный взгляд на Англию и на её министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея. Именно он, а не премьер-министр Асквит последними «ударами кисти мастера» завершил давно задуманное не им одним и не им в первую голову.

Выглядело это так…

НАКАНУНЕ вручения австрийского ультиматума Сербии Грей отклонил предложение Сазонова о коллективном воздействии России, Англии и Франции на Вену. Бритту надо было, чтобы ультиматум был предъявлен. Содержание его для англичан не было секретом: кроме заблаговременной информации австрийского посла, основные положения ультиматума были изложены 22 июля в «Таймс», контролируемой еврейскими кругами ещё со времен Дизраэли-Биконсфилда.

То есть «Таймс» известили тоже накануне…

В «день ультиматума», 23 июля, Грей принял австрийского посла Менсдорфа и стал рассусоливать о том-де ущербе, который нанесёт война торговле четырёх великих держав: России, Австрии, Франции и Германии. Англию он не упомянул, из чего австриец сделал благоприятный вывод: Англия воевать не будет. О Грее же Менсдорф доносил: «Он был хладнокровен и объективен, как обычно, настроен дружественно и не без симпатии к нам».

До вступления Англии в войну оставалось менее полумесяца…

Всю последующую неделю Грей, которого Сазонов даже в двадцатые годы аттестовал «убеждённым пацифистом», неутомимо занимался одним – направлением Европы к войне. День после вручения ультиматума, 24 июля, он проводит в неустанных трудах.

Уже сам, лично, он сообщает русскому послу Бенкендорфу, что готов-де при посредничестве «незаинтересованных» держав (Англии, Франции, Германии и Италии) обсудить кризис с Австро-Венгрией и Сербией.

Россия у Грея оставалась за скобками, но Сазонов то ли по наивности, то ли затемняя истину, и этот лицемерный шаг Грея позже оценивал высоко (мол, Грей «согласился» наконец с его предложением).

Грей, впрочем, сморщил при этом такую едва уловимую – не кислую, а лишь с джентльменской кислинкой — мину, что Бенкендорф назавтра доложил в Петербург: «Я не наблюдал ни одного симптома ни со стороны Грея, ни со стороны короля, указывающего на то, что Англия серьёзно считается с возможностью остаться нейтральной. Мои наблюдения приводят к определённому впечатлению обратного порядка».

Неглуп был всё же русский немец Бенкендорф!

Потом Грей вновь принял Менсдорфа. Вчера он отказался обсуждать австрийскую ноту по существу, заявив, что ему, мол, надо увидеть документ воочию. Теперь австриец привез официальную копию.

– Сэр, вот аутентичный текст.

Грей начал «тщательно» вчитываться в уже хорошо знакомый текст без каких-либо эмоций на идеально выбритом лице. Потом отложил бумагу и вздохнул:

– Вы дали сербам слишком мало времени и были чересчур категоричными. Но документ – поразительный, поразительный…

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Ах, господин посол, я имею в виду то, что Англия, к счастью, здесь лишь беспристрастный наблюдатель.

И, наконец, 24-го же числа наступает очередь посла Германии в Лондоне фон Лихновски. Тут Грей был просто-таки категоричен:

– Пока речь идёт о локализации столкновения между вами и сербами, это меня не касается…

– Понимаю вас, сэр, – согласился Лихновски.

– Но если бы общественное мнение России заставило русское правительство выступить против Австрии, то опасность европейской войны, по нашему мнению, надвинется вплотную, – вёл далее Грей.

– Европейской? – невольно поёжился Лихновски.

– Да… И всех последствий такой войны четырёх, – Грей слегка, но отчётливо повысил свой тихий размеренный голос, – великих держав совершенно нельзя предвидеть.

Лихновски чуть не спросил: «А Англия?», но и так всё было ясно. Четыре державы – это Россия, Австро-Венгрия, Германия и Франция…

«Итак, Англия, слава богу, ставит себя вне конфликта», – облегчённо подумал про себя Лихновски.

Через день, 26 июля, английская «команда» Золотого Интернационала пошла уже с королевского козыря. Георг V интимно беседовал с племянником – братом кайзера принцем Генрихом Прусским. Король говорил так, как будто он со своим подданным сэром Греем читал с одного листа: войну-де надо локализовать между Австрией и Сербией, а Англия будет нейтральной.

Обманутый Георгом Генрих (обманутый ведь, чего уж там!) передал брату в Берлин, что эти слова явно «сказаны всерьёз».

Однако всерьёз говорилось другое. 27 июля на заседании кабинета Грей ультимативно потребовал участия Англии в войне и в противном случае пригрозил отставкой. Но это было уже просто кокетством: всерьёз возражать никто не собирался, хотя для виду кабинет и поломался…

Уинстон Черчилль со свойственной ему выразительностью очень точно продемонстрировал врождённое двуличие и лицемерие образцового английского джентльмена: он сообщал жене, что энергичные военные приготовления обладают для него «отвратительным очарованием».

Первое слово было попыткой самооправдания, второе же…

Второе содержало истину.