Политическая история Первой мировой

После войны генерал Фалькенгайн признавал, что перехваченные немцами радиограммы позволяли следить за перемещениями противника зачастую изо дня в день с самого начала войны на Востоке до середины 1915 года, то есть в самую горячую пору войны. Генерал писал: «Это главным образом и придавало войне здесь совсем иной характер и делало её для нас совершенно иной, гораздо более простой, чем на Западе»…

А генерал Гофман признавал и большее: «Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны».

Ну ещё бы!

Собственно, и успех-то немцев против Самсонова был обеспечен прежде всего радиоперехватами.

Почему же выходило так? Не потому ли, что далеко не всем в России (а тем более вне России) нужна была быстрая, решительная победа России на русско-германском фронте? Ведь такая победа быстро закончила бы всю войну, преждевременно подведя итог военным сверхприбылям…

И надо это было наднациональным планировщикам Мировой Бойни для одних, но Мировой «золотой» Алхимии для других?

Генерал М. Д. Бонч-Бруевич был отличным штабником, а политический момент улавливал слабо. И поэтому он считал, что «стратегические планы оказались невыполненными»…

Однажды французского политического деятеля Вильсона – компаньона Клемансо по тёмным железнодорожным аферам конца прошлого века – подрядчик спросил: какой, мол, суммой за устройство выгодного заказа эти два политикана удовлетворятся?

Вильсон подошёл к окну, подышал на стекло, написал на затуманившейся его поверхности цифру, а потом стёр.

Таким же образом писались и «протоколы» совещаний Золотого Интернационала. Решения таяли в воздухе, результат же их был вполне материальным и весомым – на вес золота.

ВОЗМОЖНО, кто-то заявит: «Домыслы всё это!»… Да, есть у врагов прояснения исторической правды такое любимое словечко. Но сказанное об обдуманной преступности выбранных стратегических направлений для русского наступления не домысел. Ещё в 1913 году во время совещания русских и французских геншабистов генерал Жоффр убеждал русских в опасности вторжения в Восточную Пруссию: «Это самое невыгодное для нас направление…». А потом несколько раз повторил: «C’est un guet-apens («Это – ловушка)»…

Последнюю попытку воззвать к здравому смыслу французские военные круги сделали перед самой войной. 31 июля во Франции уже фактически шла мобилизация. Военный министр Мессими вызвал русского военного агента полковника Игнатьева, и прямо в кабинете у министра Алексей Алексеевич составил телеграмму в Петербург, где третьим пунктом стояло: «Наиболее желательным для французов направлением нашего удара продолжает являться Варшава – Позен».

Да и в России такой взгляд не был новым. Профессор Академии Генштаба Золотарёв разработал теорию оборонительного значения линии Буг-Нарев, писал о выгоде угрозы жизненному центру Германии – Силезскому промышленному району. И все эти стратегические теории опрокидывала практика стратегии, где расчёты строились на песке, но песке особого рода – золот'oм.

И вот уж тут случайности исключались!

О полковнике-предателе (сейчас, правда, иногда уверяют, что не предателе, а невинной жертве «стечения обстоятельств») Мясоедове, разоблачённом в начале войны как немецкий агент, судимом военно-полевым судом и повешенном в Варшавской цитадели, написано немало.

В жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался здесь Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушёл в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паёв в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.

Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже тёмной, загадочной).

Случайно или нет, но Рузский, вместо того чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в «знакомые места» – в Вержболово, где бывший жандарм освещал для друга-кайзера нашу 10-ю армию. «Расколол» Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Д. Бонч-Бруевич, чего ему не простили ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории.

Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая…

В том числе и вот такая… Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у «Шнейдер-Крезо» очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии – великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом: обязательно по понедельникам.

Тайну петербургских «понедельников» объяснили Игнатьеву знающие люди в… Париже: «По субботам Рагузо играет в карты во дворце Кшесинской».

Поляк Рагузо-Сущевский – это представитель Шнейдера в России. Балерина-прима полька Матильда Кшесинская – «штатная» любовница семьи Романовых, которую к тому времени монопольно «ангажировал» августейший артиллерист.