Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Принятие Конституции представляло собой своеобразную «шоковую терапию» в политике, результаты которой, как и в экономике, оказались непрочны[2084]. С одной стороны, очевидно значение Декларации о государственном суверенитете РСФСР 12 июня 1990 г., Конституции 1993 г., последующих конституционных преобразований, ознаменовавших крушение коммунизма в России и в мировом масштабе. С другой стороны, принятая конституционная конструкция власти сохраняет возможность направленного манипулирования смыслом конституционных норм с использованием как формально-юридических инструментов, так и современных информационно-когнитивных технологий (что можно определить как своеобразный «медиабонапартизм»). Конституционная революция не сопровождалась полноценными институциональными преобразованиями, проведение которых тормозилось как мощным сопротивлением оппозиции, так и ошибками реформаторов. За принятием Конституции 1993 г. не последовали необходимые реформы институтов – экономических, политических, административных, местного самоуправления, что стало основой сворачивания в последующий период (например, «судебная контрреформа»)[2085].

Кризис в отношениях ветвей власти нашел концентрированное выражение в конструировании и смене моделей конституционного правосудия. В СССР господствовала доктрина политического (а не судебного) контроля конституционности, формально отдававшая эту функцию высшим органам государственной власти, а фактически – правящей партии (Политбюро ЦК КПСС). Созданный в 1991 г. (на основе Закона «О Конституционном суде РСФСР», утвержденного Съездом народных депутатов РСФСР 12 июля 1991 г.) в форсированном режиме высший орган конституционного правосудия с самого начала тяготел к практике предшествовавшего ему советского Комитета конституционного надзора, остававшегося на всем протяжении своего существования вспомогательным институтом Съезда народных депутатов. Кризис 1993 г. привел к принятию новой Конституции и изменению положения Конституционного суда. Суть этих изменений (введенных новым законом о Конституционном суде от 21 июля 1994 г.) интерпретируется обычно как деполитизация Суда, которая, однако, фактически означала радикальное изменение его концепции: это был отказ от идеи Конституционного суда как гаранта Конституции и, следовательно, высшего арбитра в спорах между властями, результатом чего явилось ограничение его полномочий по двум направлениям – утрата права рассматривать дела по собственной инициативе и изъятие из его концепции права давать оценку конституционности действий высших должностных лиц. Таким образом, если первый Конституционный суд в России обладал полномочиями конституционного надзора (в смысле постоянного наблюдения), что позволяло ему активно вмешиваться в политику, самостоятельно возбуждать проверку конституционности официальных актов, то второй Суд утерял полномочия надзора и получил исключительно полномочия конституционного контроля (в смысле единовременной проверки, осуществляемой в соответствии с запросом). Столкнувшись с трудностями толкования права постсоветского периода, Суд не выработал последовательной доктрины обоснования и легитимации судебных решений. В трактовке ключевого принципа разделения властей Суд способствовал смещению их баланса в сторону исполнительной власти, дал расширительную трактовку функции Президента по определению основных направлений внутренней и внешней политики, выработал своеобразную презумпцию конституционности президентских указов по вопросам, касающимся системы органов исполнительной власти, не урегулированных законодателем[2086]. Так был заложен механизм эрозии конституционной системы сдержек и противовесов путем последовательного расширения президентских полномочий.

Главное – результатом постсоветских преобразований не стала глубокая трансформация общественного сознания и институтов. Современный российский политический режим может быть определен как плебисцитарная демократия или, точнее, демократический цезаризм. Он отнюдь не является изобретением современной российской власти и неоднократно воспроизводился в истории стран, переживших революции, гражданские войны или крупные социальные потрясения – от принципата Августа в Риме к режиму Первого консула после Французской революции и к современной форме «республиканской монархии» де Голля, сопровождавшей становление Пятой республики во Франции, Конституция 1958 г. и дуалистическая форма правления которой стали прообразом действующей российской Конституции 1993 г. Данный режим при всем различии его исторических модификаций имеет существенный общий признак – сочетает новую демократическую легитимность с сохранением старой системы сверхпредставительной власти главы государства, позволяя преодолевать раскол в обществе переходного типа при осуществлении неизбежных, но непопулярных социальных преобразований.