Политическая машина

Юкрич утих. Но его предложение не было мимолетным капризом, который за ночь испаряется без следа. Через несколько дней, когда я еще лежал в постели, он ворвался ко мне, с ног до головы одетый по-дорожному, с ветхим чемоданчиком в руке.

— Уезжаю, дитя моё, прямо сейчас, уезжаю!

— Отлично! — сказал я. — Прощай.

— Корка, мальчик мой, — завопил Юкрич, со скрипом плюхаясь на мою кровать, и отравляя воздух своим зловонным табаком — Нынче утром я счастлив! Я бодр и весел. А почему? Потому, что совершаю альтруистический поступок. Мы, Корка, занятые коммерсанты, слишком часто не находим в жизни места для альтруизма. Мы слишком любим себя спрашивать: «А что это мне дает?», и, если оказывается, что «это» не дает ничего — отмахиваемся от такого дела. Вот почему сегодня я так чертовски счастлив. Я еду в Редбридж, это стоит мне значительных затрат и неудобств, а что это мне дает? Да ничего. Ничего, мой мальчик, кроме чистого удовольствия: помочь старому другу в трудную минуту. Если я смогу хоть самой малостью приблизить победу Носяулера — мне этого достаточно. Я внесу свою лепту, Корка, и, возможно, мой вклад окажется как раз той мелочью, от которой все зависит. Я туда поеду, и буду говорить…

— Не сомневаюсь, будешь.

— В политике я, по правде говоря, мало что понимаю, но подучиться нетрудно — достаточно, чтобы разобраться на первых порах. Думаю, лучше всего подойдут обличения; а я здорово умею обличать. Я знаю, в чем тут соль. Обвиняешь чужого кандидата во всякой мерзости, какая есть под солнцем, но так, чтобы он не мог за что-нибудь уцепиться и подать иск за клевету. Так вот, старина, о чем я хотел тебя попросить…

— О, Господи! — простонал я, услыхав знакомые слова.

— … Отшлифуй немного эту агитационную песню. Я ее полночи писал, но местами она, кажется, все еще хромает. Ты ее выправишь в полчаса. Отшлифуй ее, дитя мое, и срочно отошли в гостиницу «Бык», в Редбридже, нынче же вечером. Может быть, именно она поможет нам протащить Носяулера за финишный столб.

Он с топотом умчался; спать уже было невозможно, и я стал читать стихи, которые он оставил.

Они были задуманы с добрыми намереньями, это их и погубило. Юкрич не был поэтом, иначе не стал бы рифмовать «Лаулер» и «нас ведет». Удачная строчка, пришедшая мне в голову за завтраком вместе с мыслью, что может быть, Юкрич прав, и старым школьным товарищам подобает поддержать кандидата, сделали свое дело — я провел все утро, сочиняя новую балладу. Закончив работу к полудню, я отослал ее в гостиницу «Бык», и отправился на ланч с тем чувством удовлетворения, которое, как справедливо указывал Юкрич, часто посещает альтруистов. Я фланировал по Пикаддилли, наслаждаясь сигаретой после ланча, и вдруг наткнулся на Чокнутого Кута.

Добродушное лицо Чокнутого выражало смесь досады и удовлетворения.

— Это произошло. — сказал он.

— Что?

— Третье несчастье. Я говорил тебе, что будет третье.

— И что стряслось? Спенсер сломал еще одну ногу?

— У меня украли машину.

Конечно, здесь было бы уместно сдержанное сочувствие. Но я издавна не мог побороть шутливость и легкомыслие, беседуя с Чокнутым Кутом. Он был так непристойно богат, что не имел права на неприятности.

— Ничего, — сказал я — другую купишь. Форды в наше время стоят сущие гроши.

— Это был не форд — оскорбленно проблеял Чокнутый. — это был новенький Винчестер-Мерфи. Я купил его всего месяц назад, заплатил полторы тысячи, а теперь его украли.

— Где ты видел его в последний раз?

— Я не видел его в последний раз. Нынче утром мой шофер подогнал его к подъезду и, вместо того, чтобы, как положено, подождать меня, он забежал за угол, как он говорит, выпить чашку кофе! А когда он вернулся, ее не было.

— Чашки?

— Машины, осел. Машина исчезла. Ее украли.

— Ты уже известил полицию?

— Как раз еду в Скотланд-ярд. Только что в голову пришло. Ты что-нибудь знаешь об этой процедуре? Я в таких делах новичок.

— Просто даешь им номер машины, они рассылают его в полицейские участки по всей стране, и объявляют розыск.

— Ясно — повеселел Чокнутый. — Звучит как будто многообещающе. То есть, кажется, рано или поздно хоть кто-нибудь должен ее найти, разве не так?

— Да. — сказал я. — Конечно, первое, что сделает вор — снимет номерные знаки и поставит фальшивые.

— О, Господи. Правда?

— А потом он перекрасит машину в другой цвет.

— Ну, знаешь!

— Тем не менее, в конце концов полиция обычно находит машину. Через несколько лет ее обнаружат в каком-нибудь заброшенном сарае, с разбитым кузовом и без мотора. Тогда они вернут ее тебе, и потребуют вознаграждение. Но на самом деле, ты должен молиться, чтобы ее вовсе никогда не нашли. Это было бы настоящей катастрофой. Ведь если тебе вернут ее через пару дней, как новенькую, то это уже не будет несчастьем, и номер третий снова повиснет над твоей головой. А кто знает, каким окажется новое третье несчастье? В каком-то смысле ты искушаешь Судьбу, обращаясь в Скотланд-Ярд.