Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах

В конце XV – начале XV в. в Европе возникло мировое хозяйство (world-economy). Эта система не была империей, но занимала столь же большое пространство и, кроме того, имела некоторые другие, общие с большой империей черты. Строго говоря, мировое хозяйство не есть современное (в смысле Нового времени) изобретение. Мировые хозяйства бывали и прежде, однако они превращались в империи. Таковы Китай, Персия, Рим. Возможно, что и современный мир идет в этом направлении, хотя и методы современного капитализма, и научно-технические достижения позволяют современному мировому хозяйству процветать и расширяться, не образуя единой политической структуры (46).

Итак, мировое хозяйство и империя – это два типа социальных систем. Все иные системы, будь то племя, сообщество, национальное государство, так сказать, не совсем полноценны, ибо они необходимым образом включены в более широкие связи. Однако с самого начала выясняется, что империи к тому времени, о котором идет речь в книге Уоллерстейна, как бы уже не было, а мирового хозяйства не было еще. «Западноевропейский феодализм вырос из дезинтеграции империи, дезинтеграции, которая никогда не была полной фактически (in reality) или даже de jure. Миф о Римской Империи все еще обеспечивал определенную культурную и даже юридическую (legal) сцепленность этого региона. Христианский мир (Christianity) служил той совокупностью параметров, в которых совершалось социальное действие. Феодальная Европа была “цивилизацией”, но не мировой системой» (47).

Именно здесь хорошо видно, сколь коварным оказывается предлагаемый Айзенштадтом подход. Ведь Уоллерстейн начинает свои рассуждения именно с того определения империи, которое дано Айзенштадтом в «Международной энциклопедии социальных наук» и приведено у нас выше в завершающей части предшествующего раздела. Получается, что продолжительное время существовал некий вид социальности, который вообще не ухватывается схематизмом понятий «империя» / «мировое хозяйство». Для «цивилизации» здесь места нет, во всяком случае, как тип социальной системы она не определяется. Между тем само историческое исследование заставляет Уоллерстейна в конце книги подтвердить важные теоретические положения.

Если системы суть нечто вполне реальное, то это значит, что их внешние связи не ставят под сомнение независимость внутренних. А это возможно лишь в двух случаях. Либо мы имеем дело с крошечными автономными хозяйствами, не включенными ни в какую систему зависимостей, либо с мировыми системами. И «до сих пор существовали лишь две разновидности таких мировых систем: мировые империи, в которых имеется одна-единственная политическая система на большую часть региона, как бы ни мала была степень ее эффективного контроля; и те системы, в которых над всем или фактически всем пространством не царит такая одна-единственная политическая система» (48).

Конечно, невозможно доказывать, будто с исчезновением реальной имперской власти над большим пространством и, скажем, превращением императора в символическую фигуру политическая система империи продолжает существовать. Но проблема окажется куда проще, если разделить имперский смысл и фактическую политическую власть, как это сделали мы в предыдущем разделе статьи. Историк и социолог, как показывает пример Уоллерстейна, действительно имеет дело с континуальностью империи. Все высказывания Уоллерстейна, которые мы привели, приобретают куда большую когерентность, если мы свяжем их этой методически единой точкой зрения. Не забудем отметить еще один важный пункт. Уоллерстейн как исследователь находится в мировом хозяйстве, которое лишено важнейших черт империи. В том числе и той, что на всем этом пространстве империя никогда осуществлена не была и даже как миф, как правило, не мыслилась. Идеи мировой империи, поскольку они залегают в традиционных слоях культуры, связаны с более ранними географическими представлениями, а то, что связано с современной географией, в основном, лежит на периферии современной культуры (и это уже совершенно отдельная проблема). Уоллерстейн наблюдает империи извне, располагаясь как наблюдатель в мировом хозяйстве (пространственное различение) и в перспективе его исторического развертывания (диахроническое различение: империя как прошлое).