Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике

Система представительства обеспечивает, таким образом, как самостоятельность решений, принимаемых избранными должностными лицами, так и влияние на них рядовых граждан. Свобода информации и гарантия свободно выражать свое мнение вынуждают систему реагировать на проявления недовольства действиями политиков и устранять причину недовольства в ходе электоральной конкуренции. Тем самым, заключает Манен, представительное правление «содержит саморегулятивные и даже самотрансформативные механизмы» [Landemore, 2007, р. 11].

Так, различные проявления общественной активности, выступления против власти могут стать, по его мнению (с которым солидарна Надя Урбинати13), стимулом для решения в рамках представительной системы проблем, связанных с неравенством и несправедливостью, которые поднимают их участники.

Способность существующих политических институтов адаптироваться к ситуации массового участия в политике, структурировать массовое участие играет, по мнению Сэмюэла Хантингтона, ключевую роль в процессе перехода к современному институционализированному обществу [Хантингтон, 2004, с. 104]. В отличие от активистского, современного типа общества, в массовом традиционном обществе «отсутствуют организованные структуры, которые могли бы соотносить политические устремления и действия населения с целями и решениями его лидеров… возникают прямые отношения между лидерами и массами… массы доступны мобилизации со стороны лидеров, а лидеры доступны влиянию со стороны масс» [Хантингтон, 2004].

Проблему способности системы представительной демократии к адаптации в эпоху кризиса как социального, так и политического доверия рассматривает известный французский философ Пьер Розанваллон в рамках предлагаемой им оригинальной концепции «контрдемократии» [Розанваллон, 2012]. Путь к преодолению кризиса доверия он видит в создании институтов, призванных стать «демократической формой политического недоверия» (которые он называет «контрдемократией») и дополнить существующие представительные институты. Первый из институтов «политического недоверия» – институт надзора, в котором Розанваллон видит «главное средство от институциональных дисфункций и, в частности, от “энтропии представительства”», т.е. «ослаблении связей между избирателями и их депутатами» [Розанваллон, 2012, с. 4]. Речь идет о контроле и оценке деятельности правительства со стороны гражданского общества, надзорные полномочия которого постоянно расширялись и диверсифицировались.

Вторая форма недоверия, встроенная в структуру контрдемократии, – «прерогативы общества в сфере санкций и превентивных мер» [Розанваллон, 2012]. Они также расширились, найдя выражение в различных формах «вето, исходящих от разных общественных, экономических и политических групп» [Розанваллон, 2012, с. 5], которые периодически отстаивают свое право на проявление народного суверенитета в виде разного рода отрицательных реакций на действия властей (уличные протесты, возмущенные публикации в СМИ и т.п.).

Наконец, третий фактор в структуре контрдемократии – «превращение народа в судью» [Розанваллон, 2012], под которым подразумевается право народа на вынесение суждения относительно предпринимаемых политических действий. На «фоне деградирующей отзывчивости властей в отношении гражданских запросов и требований» [Розанваллон, 2012] растет спрос на подотчетность их деятельности.

Вводя эти новые отправные точки анализа современной представительной демократии, Розанваллон подчеркивает, что для преодоления разочарования современных демократических обществ в политических лидерах и институтах недостаточно просто усовершенствовать существующую представительную систему, но необходимо более широко посмотреть на проблему демократии, используя как социологические, так и политологические подходы.

Политическая практика представительства, отмечают исследователи данной проблематики, может в равной степени способствовать как включению, так и исключению масс из политики [Rehfeld, 2005; Plotke, 1997]. В условиях кризиса традиционных форм представительства (партий и других организаций) ключевой проблемой становится налаживание новых каналов представительства и поиск новых площадок для формулирования индивидуальных и групповых интересов, создания пространства для публичного дискурса, делиберации и других форм согласования интересов.

В контексте проблемы исключения Р. Далтон указывает на то, что использование новых методов политического участия, методов прямого действия требует большей личной активности, больших политических навыков и больших ресурсов, чем традиционные способы представительства и участия. А это увеличивает разрыв в возможностях участвовать («participation gap») между низкостатусными группами и высокостатусными индивидами [Dalton, 1996, р. 4].