Политические деятели викторианской Англии

Одновременно с этими мелкими с точки зрения политики делами Мельбурну пришлось столкнуться и с политическими сложностями. Внутри страны нарастала агитация радикалов, которые считали реформы 1830-х годов недостаточными, раздавались голоса в пользу ликвидации монархии, позиции вигов заметно пошатнулись в связи с внешнеполитическими трудностями. Британия оказалась втянутой в очередную войну на границах Индии с Афганистаном, стремление англичан любой ценой «открыть» для своей торговли Китай привело к Опиумным войнам, осложнилась международная обстановка и в Европе.

Министр иностранных дел лорд Палмерстон, о котором ещё пойдет речь, не отличался в обхождении дипломатичностью. Как писал король Бельгии Леопольд в письме к своей племяннице королеве Виктории, излюбленный дипломатический приём Палмерстона — наступать ногой на горло контрагента, а когда Мельбурн формировал свой кабинет в 1835 году, многие послы настоятельно просили не назначать на должность министра иностранных дел Палмерстона. Мельбурн не был, однако, свободен в выборе и оставил Палмерстона в министерстве иностранных дел, который занял жёсткую националистическую (или, как говорили в европейских столицах, эгоистическую) политику во всех европейских делах. В 1838 году обострился вновь восточный вопрос. Несколько раньше египетский паша Муххамед-Али поднял мятеж против султана. Европейские политики и державы (кроме Франции) оказали поддержку Стамбулу, а царь Николай даже военную. Турецкая империя была спасена. Палмерстон последовательно поддерживал султана против паши, что окончательно испортило отношения с Францией. В ходе состоявшихся дебатов по внешней и колониальной политике, в частности по китайским делам, правительство потерпело поражение, и Мельбурн подал в отставку.

Королева была расстроена и не скрывала этого: «Я действительно думала тогда, что моё сердце разорвётся от горя». «Не бросайте меня!» — просила она уходившего в отставку премьер-министра[50]. Хитроумный премьер-министр предсказал Виктории, что произойдет, и дал ей совет, как поступать. Она последовала его плану, который полностью реализовался. Королева пригласила герцога Веллингтона для консультаций. Он, как и ожидалось, отказался сформировать кабинет, порекомендовав для этой цели лидера тори в палате общин сэра Роберта Пиля, которого королева не любила. Скрепя сердце Виктория «послала за Пилем». Он почтительно потребовал сместить хотя бы часть придворных дам, которые были из вигских семей и поэтому могли нежелательно влиять на королеву или предавать правительственные тайны. Достаточно сказать, что одна из ближайших королевских дам, леди Тэвисток, была замужем за старшим братом лорда Джона Рассела. Королева твёрдо отказала. Пиль заявил, что не сможет сформировать правительство. Этот поступок вызвал восторг среди вигов. Лорд Грей, Мельбурн и другие высказали полное удовлетворение «мудрым и твёрдым поведением монархини». Королева вновь призвала «лорда М.» и испортила отношения с тори. Так возник и разрешился «вопрос о фрейлинах» («bedchamber question») — последний в истории Британии, когда мелкие придворные интриги столь серьезно влияли на политическую ситуацию.

Лорд Мельбурн был рад вернуться к власти. Он продолжил свою политику, которую многие называли недальновидной и безрассудной. Отношения с королевой строились на прежних основаниях. Мельбурн говорил о делах между прочим, развлекая Викторию двусмысленными шутками, которые искренне её забавляли. Он рассказывал анекдот про старуху из племени каннибалов или смешил, передразнивая фамилии китайских сановников и купцов, или едко комментировал прессу. Оба громко смеялись этим шуткам. Герцог Веллингтон, который и сам любил громко хохотать, считал, что смех в данном случае неуместен. Он говорил, что Мельбурн — лучший министр, которого может пожелать королева, но своим легкомыслием учит легкомысленно относиться к серьёзным делам и оказывает не совсем хорошее влияние на королеву. Когда Виктория устроила бал по случаю приезда русского цесаревича Александра Николаевича и танцевала до утра, кто-то из политиков заметил, что королева любит танцевать и заглядывается на красивых молодых людей, Мельбурн равнодушно ответил: «В этом нет ничего противоестественного»[51]. Когда королева прочитала о бедственном положении в Ирландии, она всерьёз обеспокоилась и заинтересовалась этой частью своих владений. Премьер-министр заверил её, что там всё просто благополучно, страна процветает, а все эти статьи и разговоры — плод ума опасных радикалов. Более того, вся её страна находится в прекрасном состоянии. Все эти реформы могут только ухудшить его и воодушевить безумных критиков существующего порядка. Королева полностью доверилась его мнению, о чём впоследствии неоднократно жалела, в особенности в том, что касается Ирландии.