Политические деятели викторианской Англии

Весной 1876 года премьер-министр был вынужден провести через парламент закон о присвоении Виктории титула императрицы Индии. Он знал, что его обвинять в стремлении навязать чуждую символику, в любви к восточной экзотике и экстравагантности. Так и получилось. Едва ли не все журналы поместили карикатуры. Вскоре королева пожаловала Дизраэли титул графа Биконсфилда. Зубоскалы связали эти два события. «Вот как, граф, — съязвил Гладстон, — а почему не герцог?»[192]. Эти два случая вошли в такой интерпретации почти во все учебники и многие серьёзные исследования. На самом деле настаивала на присвоении титула императрицы именно Виктория. Дизраэли едва преодолевал приступы астмы и подагры, забывая про обострившийся восточный кризис и Ирландию, был вынужден вопреки своим убеждениям выполнять прихоть королевы и участвовать в утомительных дебатах. Переход в палату лордов связан именно с резко ухудшившимся состоянием здоровья. Пребывание в верхней палате давало больше времени и избавляло от участия в долгих дебатах.

Бенджамин Дизраэли принадлежит к числу тех немногих премьер-министров, которые в равной степени занимаются и внутренней политикой, и внешней. Если первая была более эффективна, то вторая — более эффектна. Дизраэли довелось иметь дел с такими незаурядными дипломатами, как Бисмарк, Андраши и Горчаков. Он смог занять в этом «европейском концерте» достойное место. Определенные трудности создавал для него его же собственный министр иностранных дел лорд Дерби, сын покойного премьер-министра. Он не доверял ни одному европейскому правительству и считал, что нужно свести дипломатические отношения с континентом к необходимому минимуму. Его шеф, напротив, был сторонником наступательной, активной политики (forward policy), причём в Европе, на Ближнем Востоке, в Азии. Это относилось и к внешней политике, и к колониальной.

Довольно скоро Дизраэли пришлось продемонстрировать своё дипломатическое искусство. Собственно говоря, он делал это все шесть лет своего премьерства. Активность началась в 1875 году, когда возникла франко-германская военная тревога. Бисмарк, разгромивший Францию в 1870–1871 годах, стремился в новой войне ослабить её настолько, чтобы отбить всякую мысль о реванше. В связи с этим в германских политических кругах всё чаще обсуждался вопрос о превентивной войне. Когда Дизраэли узнал об этом, он твердо решил не повторять пассивно-выжидательной тактики своего предшественника Гладстона и потребовал от лорда Дерби направить Германии ноту в весьма решительном духе. Соответствующая телеграмма была направлена и в Петербург. Русское правительство получило твёрдые гарантии поддержки своей позиции, а именно — сохранения Франции как великой державы. В Берлин прибыли российский император и его канцлер Горчаков с намерением убедить кайзера отказаться от новой войны. По инициативе премьер-министра и Виктория направила Вильгельму предостерегающее письмо. Кризис был мирно разрешён, и Германия отступила.

Более сложным было дело (чтобы не сказать — авантюра) в связи с Суэцким каналом. Эта важная международная артерия была давно спроектирована французским инженером Фердинандом Лессепсем. Лорд Палмерстон всячески тормозил её строительство, несмотря на сокращение морского пути в Индию. Он опасался интернационализации канала, что сделало бы путь к главной британской колонии общедоступным. Несмотря на сопротивление Англии канал был построен и в 1867–1868 годах открыт для судоходства. Для его строительства была создана акционерная компания, и львиная доля акций в ней в качестве платы досталась египетскому правителю, который носил титул хедива и был фактически независим от Турции, хотя формально признавал её сюзеренитет. Хедив вел весьма рассеянный образ жизни и вечно нуждался в деньгах. В разговоре с одним английским журналистом он признался, что готов продать свою долю акций (более 177 тысяч штук), а кому — неважно, лишь бы хорошо заплатили. Журналист сообщил об этом разговоре британскому консулу, а тот довёл информацию в Лондон. Лорд Дерби отреагировал на это весьма вяло — эта проблема его мало волновала. Зато Дизраэли, узнав о ней, весьма заинтересовался этим делом. Оно давало возможность прибрать канал к рукам и потеснить французов в Египте. Он запросил консула и тот ответил, что переговоры уже ведутся и французские банкиры во главе с Дервье предлагают хедиву 80 млн франков. В то время 1 фунт стерлингов примерно равнялся 20 французским франкам. Дизраэли вновь телеграфирует консулу Стентону и просит его помешать переговорам и предложить английские услуги. Тот ответил, что это возможно, но действовать надо быстро и без лишнего шума, чтобы избежать ажиотажа и не поднять цены на акции.