Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости

Обращение к Конту окажется очень ценным для нашего проекта, поскольку у него можно найти довольно подробные ответы на вопросы, поставленные мной ранее, – об общественной культуре, основанной на любви, и расширенном сочувствии, которое может поддерживать цели справедливого общества и обеспечивать стабильность его принципов. Конт следует за «Фигаро» и развивает предложенную им идею реформы гендерной политики, в которой «феминный» дух стоит во главе общества. В то же время он придает больше значения воображению и искусству как ключевым составляющим прогресса человечества. Аргументация Конта в некоторой степени дополняет концепцию Моцарта и Гердера, обещая пролить свет на наши собственные исследования аналогичных идей.

Однако теория Конта полна подводных камней, предрассудков и даже абсурдности, поэтому к ней необходимо подходить критически. К счастью, два самых выдающихся его последователя, Милль и Тагор, переосмысляют Конта именно таким образом, и это поможет нам вынести из его теории положительные моменты, отбросив то, что представляется неблаговидным.

II. КОНТ: РЕЛИГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Конта можно было бы назвать новым Эпикуром европейской философии. Как и греческий философ, Конт доказал, что вселенной управляют не боги, а правильное понимание законов природы выведет человечество из эпохи зависимости от религии. Позитивизм строится на объяснении природы через законы, основанные на чувственном опыте, и, таким образом, является философски обоснованной заменой религии. Это открывает новые подходы не только к природе, но и к социальной жизни. Нет больше необходимости объяснять наши отношения друг с другом на религиозном языке благочестия и греха; вместо этого мы учимся понимать законы человеческого социального взаимодействия через эмпирические исследования. Конт был основателем эмпирической социологии, и, возможно, это его самый значительный вклад в историю мысли[104].

Однако Конт не был материалистом-редукционистом, стремящимся отказаться от языка этических норм в пользу языка физических взаимодействий. Он также не относился пренебрежительно к нормативной этической аргументации, что характерно для более позднего «логического позитивизма» XX века. Похоже, что он, подобно Эпикуру, верил, что одно дело понимать, как работает общество, а другое – рассуждать о том, как оно должно измениться и какие изменения приведут к истинному человеческому благополучию. Конт действительно убежден в том, что мораль может быть научна только в том случае, если в основе ее лежит верное понимание того, как устроены вещи в мире; и он действительно считает, что человеческую деятельность, включая отношения сочувствия и любви, можно объяснить, установив принципы ее работы. Предпочтение широкому, а не локальному проявлению сочувствия, как и другие нормативные положения социального прогресса Конта, основываются на нормативном аргументе: предполагается, что мы должны признать, что расширенное сочувствие является более развитым, более зрелым, чем локальное сочувствие, испытываемое в отношении семьи и родственников, которым руководствуется большинство людей. Конт говорит об этом на примере анализа развития человека: мы признаем, что, будучи детьми, мы испытываем сочувствие к очень узкому кругу людей, и мы видим, что есть что-то зрелое в проявлении сочувствия к более широкому кругу родственников и еще более зрелое, нечто типично человеческое, в проявлении сочувствия к друзьям, супругам и другим людям, которых мы выбираем для построения «отношений полностью добровольного характера» (105). И хотя семейная и особенно супружеская любовь играет в теории Конта ключевую роль как колыбель человеческого развития, траектория человеческой зрелости довольно ясна: круг сочувствия становится все больше и больше до тех пор, пока все человечество – в прошлом, настоящем и будущем – не станет его объектом. Конт считает, что есть нечто детское или даже дикое в отказе признать, что все мы являемся представителями одного вида и что именно этот факт лежит в основе нашей морали. Все мы, как считает Конт, понимаем, что эгоистичные моральные аргументы – это плохие аргументы: как только мы лицом к лицу столкнемся с вопросом о том, как распределять социальные блага, мы не сможем выбрать что-то кроме более справедливой системы распределения, и поэтому у нас есть причины, чтобы культивировать мотивы, которые бы создали и поддерживали эту систему.