Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства

Когда стало появляться, всплывать, что называется, на поверхности неформальное движение, было, как мне кажется, естественным и разумным, во-первых, не только держать руку на пульсе, знать, что там творится, но и попытаться не дать этому движению принять какие-то там, ну скажем, глупые формы. […] Что касается решения о том, что у нас в какой-то степени будет проходить эксперимент, я, честно говоря, не могу вспомнить формального документа, где это решение было бы закреплено.

– Но на каком уровне оно было принято?

– Это сначала был ваш покорный слуга, который доложил А.М. Брячихину [первому секретарю райкома] о том, что создается клуб «Перестройка». […] Мы договорились с ним о том, чтобы я и мои работники достаточно активно участвовали в работе этого клуба, пытаясь помочь всему хорошему, что там творится, пытаясь нейтрализовать тенденции, которые нам казались неразумными. […] После этого неоднократно это обсуждалось в самых разных инстанциях: в МГК и в ЦК КПСС. Мы в целом получили поддержку[172].

Судя по этим свидетельствам, было не очень понятно, кому, собственно, принадлежит инициатива создания экспериментальной зоны. Неопределенность является основополагающим элементом игры между неформалами и партийными реформаторами. Тот факт, что неформалы, опираясь также на мнения ученых, считают, что решение принято «наверху», оказывает решающее влияние на их видение ситуации и их стратегии.

Для руководителей обоих райкомов такая неясность составляет один из весомых аргументов в пользу убедительности их собственных действий. По словам одного неформала, служившего посредником в отношениях с партией[173], первый секретарь Севастопольского райкома пытался расширить поле для маневра, выдавая некоторые собственные решения за намерения Горбачева. Эта утверждаемая близость с центральной властью, этот «блеф» оказываются тем более убедительны, что оба райкома наделены исключительным статусом в политическом «хозяйстве» Москвы. Они контролировали густонаселенные кварталы исследовательских институтов (их в Севастопольском районе тридцать шесть). Их руководители усматривали в присутствии политических клубов на своей территории возможность обрести вес во внутрипартийных властных играх. По всей видимости, воспользовавшись этим, А. Брячихин в 1988 году получает повышение: он становится единственным первым секретарем райкома (из тридцати трех), заседающим в бюро Московского горкома КПСС. Человеческие ресурсы, брошенные на работу с неформалами, весьма значительны: из одиннадцати работников идеологического отдела Севастопольского райкома пять (включая заведующего и его заместителя) заняты на этом направлении. Со временем инструкторы обоих райкомов расширяют поле наблюдений за пределы собственной территориальной юрисдикции: они следят за работой «своих» неформалов, когда те ходят на мероприятия в другие районы, и едут в Прибалтику и в Болгарию – изучать, как там ведется работа с неформальными клубами[174].

На среднем уровне иерархии Московский горком (МГК) посылает противоречивые сигналы как неформалам, так и райкомам, что объясняется тогдашними расхождениями во взглядах внутри партии на всех ее уровнях. Сам Ельцин, первый секретарь горкома, бросается из одной крайности в другую. То в апреле 1987 года он встречается с лидерами националистического движения «Память», навлекая на себя критику неформалов[175], и ограничивает право на публичные собрания в центре города[176]; то в августе 1987-го разрешает проведение Информационной встречи-диалога «Общественные инициативы в Перестройке», причем в очень престижном помещении. Райкомы «экспериментальной зоны» находят поддержку у идеологического отдела горкома, в котором в 1987 году сформирован «специальный сектор» по работе с неформалами, но в то же время наталкиваются на враждебность Ельцина накануне Встречи-диалога. Последнему приписывают фразу: «Перестройка подняла много пены. Пора эту пену снять»[177].