Уже упоминавшийся философ В.С. Степин (1991, с. 432) в послесловии к книге Л. Грэхэма (1991) подчеркнул «положительную роль философов (Б.М. Кедров, И.Т. Фролов и другие) во второй волне сопротивления лысенковщине, борьбе, окончившейся на этот раз победой науки над политизированной пародией на естествознание». Вот только через двадцать с небольшим лет после этой победы известный советский генетик В.П. Эфроимсон (1989) с горечью констатировал: «Честно говоря, я думаю, что в настоящее время советская генетика находится в худшем положении, чем во времена Лысенко». Но меня здесь заинтересовало другое. Почему для В.С. Степина научные достижения Т.Д. Лысенко являются пародией на науку. Он не сказал, почему он так думает. Но есть ли у него хоть какие-то основания так утверждать. Или это очередной миф, созданный по результатам политической победы академических ученых над прикладниками из агробиологии, возглавлявшимися Т.Д. Лысенко. С этим мы также будем разбираться на страницах книги.
Вернемся снова к мифу о «советской инквизиции», будто бы ставшей реальностью в СССР в послевоенное время. С.Э. Шноль считает, что ее жертвой, кроме Н.К. Кольцова, стал генетик А.Р. Жебрак, который подвергся идеологической проработке на суде чести осенью 1947 г. Понятно, что суды чести, в которых С.Э. Шноль видит пример советских судов инквизиции, не были частной инициативой самих ученых, но организовывались по распоряжению руководства страны. Тогда почему С.Э. Шноль в своей книге «Герои, злодеи, конформисты отечественной науки» (2010) злодеями называет ученых, но не власти, принимавшие конкретные решения по делу А.Р. Жебрака? Ученые не имеют властных полномочий и, если и заслуживают порицания, то самое большее за конформизм. Но и с этим не все так однозначно. А если ученый, выступивший на суде чести, солидарен с осуждающей позицией властей в отношении А.Р. Жебрака, то как к этому следует относиться. С.Э. Шноль (2010, с. 366) пишет: «30 августа 1947 г. в Литературной газете была опубликована статья трех авторов Алексея Суркова, Александра Твардовского и Геннадия Фиша “На суд общественности”» с осуждением антипатриотического поступка А.Р. Жебрака. «Статья в Литературной газете - продолжил С.Э. Шноль - была для нас потрясением. Главным было имя Твардовского среди авторов. Популярен был и Сурков... Для нас было поразительно, что именно Твардовский полагает дремуче невежественного и фанатичного Лысенко новатором в области физиологии растений и генетики». Почему этот поступок популярных советских поэтов удивил С.Э. Шноля и он стал искать ему «оправдание», предполагая, что их к этому вынудили власти. Я, конечно, не могу исключить такую возможность, но в равной мере допустимо предположение, что реакция наших поэтов была вполне искренней.
С.Э. Шноль (с. 365) говорит, что «после ареста и гибели Н.И. Вавилова и его соратников... борьбу за спасение истинной генетики пришлось возглавить оставшимся на свободе... [в частности] А.Р. Жебраку». К сожалению, эта борьба за свою науку была нацелена на искоренение даже не альтернативного, но дополняющего подхода, каким был ламаркизм, рассматривавшийся генетиками как лженаучное направление.
Эпистемолог Сергей Белозеров такого рода непримиримую «борьбу» за свою науку связывает с неосознанным переводом разделяемых ученым научных знаний как якобы «полностью подтвержденных» в разряд верований. Ну и что с того, если ученый становится верующим в отношении изучаемого им предмета и подозрительно относится ко всему другому. В нашей стране сосуществует несколько религий, но они как-то уживаются.
Дело не в восприятии научных «истин» в качестве источника веры. Основная проблема в политиках, которые не преминут использовать научные верования в своекорыстных целях, кстати, необязательно плохих. Ученые могут спорить между собой, некоторые из них, уверившие в непогрешимость разделяемых ими убеждений, могли бы желать искоренения направлений, продвигаемых их научными оппонентами. К счастью, они не имели и не имеют для этого властных полномочий. Поэтому не ученые, но политики могут выступать в роли «злодеев», вмешиваясь в споры ученых. Поддерживая одних ученых против других, они преследуют какие-то свои цели. Эти цели надо выявить, и только тогда станет ясно, действительно ли речь идет об инквизиции, т.е. о реальном запрете научного знания.
Итальянский философ эпохи Возрождения Джордано Бруно «смущал» умы тогдашнего общества, выступая против принятой христианской картины мироздания. Важно подчеркнуть, что власти независимо от мнения ученых богословов, с которыми Д. Бруно спорил, сами решали вопрос о том, имело ли со стороны философа искажение догматов церковного учения.