Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

Эта ситуация кардинально отличается от событий, имевших место в СССР. Власть не могла выступать с экспертными заключениями по научным вопросам, выстраивая на этом основании свою политику в отношении ученых. Это не ее сфера деятельности. В судах чести, которые С.Э. Шноль уравнял с судами инквизиции, шел разговор о нравственной позиции ученых. А эти вопросы входят в компетенцию власти.

За борьбой ученых между собой часто стоят политики. Поскольку они не компетентны решать за ученых научные проблемы, то их поддержка одних исследовательских групп в ущерб другим связана с соображениями политической целесообразности. Это особенно показательно выступает в деле Т.Д. Лысенко. После войны борьбу с Лысенко возглавил не А.Р. Жебрак, как хочет нас убедить С.Э. Шноль, но Агитпроп. А уж какие цели Агитпроп при этом преследовал, об этом сейчас можно лишь гадать. Т.Д. Лысенко нашел защиту от Агитпропа у Сталина. Если бы за этой борьбой ученых между собой не стояли политики, то никакой сессии ВАСХНИЛ не было. Равным образом ее не было, если бы А.Р. Жебрак проявил осторожность и устранился от участия в антилысенковской кампании, как только стало ясно, что к этому делу проявили интерес политики. У политиков Агитпропа не было бы оснований для вмешательства в дела ученых, если бы те не показывали открытой вражды друг к другу.

Ученые могут желать запрещения деятельности своих научных противников. Но решают такие вопросы не они, но политики. Правда, политики зависят от ученых, те могут не позволить им использовать свои разногласия в далеких от науки целях, просто выйдя из противостояния с научными оппонентами. К сожалению, так не получилось. Развернувшаяся борьба ученых в СССР с так называемой лженаукой представляла очень удобную площадку для действий политиков на научном поприще. И они не преминули этим воспользоваться. А крайними в этой одобренной политиками борьбе ученых между собой, как свидетельствует наша история, оказывались сами ученые. Причины этого вполне понятны. Во-первых, политики стараются не быть на виду и не афишировать свою роль в спорах ученых. Во-вторых, ученым победившей стороны надо получить разрешение на критику политиков. А его могут не дать по тем же соображениям, чтобы не раскрывать участие политиков в делах ученых. Кроме того, политикам совсем не нужно, чтобы ученые лезли в их внутренние дела. Вот и остается последним демонизировать своих коллег, раз чужих не дозволяют. Из сказанного следует, что если какое-то знание ставится под запрет, то делается это по вполне серьезным для политиков основаниям, не для того, чтобы удовлетворить прихоть отдельных ученых, возжелавших свести счеты со своими научными оппонентами.

Что касается обвинения советской власти в том, что она будто бы заставляла ученых отказываться от своих научных убеждений, т.е. действовала как средневековая инквизиция, то это обвинение, на мой взгляд, является надуманным, представляя очередной антисоветский миф. Я просто не могу поверить, что советские политики могли открыто пойти на нарушение нравственных устоев советского общества. То, что в ту сложную эпоху никакого особого ущемления свободы в выражении научных результатов не было, что власть не вынуждала ученых поступиться научной истиной, об этом мы будем говорить на страницах книги.

Вернемся к книге А.И. Китайгородского «Реникса». Она ставит перед историками науки интересный и важный вопрос. Почему власть в свое время поддержала вызывающую ощущение «неловкости и позора» книгу Лепешинской, почему она одновременно поддержала «дремуче невежественного и фанатичного» Лысенко, а через некоторое время вдруг встала на сторону их оппонентов, объявив тех, кого она поддерживала ранее, лжеучеными? В.С. Степин (1991) объяснил это тем, что будто бы поначалу образовался союз невежественных руководителей и философов, который, надо думать, поддержал таких же невежественных ученых и откровенных карьеристов. Но ведь это надо доказать. Иначе сказанное превращается в очередной политический миф, не красящий нашу страну.

В контрасте с этим объяснением стоит позиция власти к некоторым течениям научной мысли, которые воспринимались в СССР негативно с самого их возникновения и эта оценка не менялась. Примером тому является номогенез Л.С. Берга.

В отношении Т.Д. Лысенко неполный ответ был дан в моей предыдущей книге (Шаталкин, 2015). Сталин защищал Лысенко от неправильных по его мнению действий своих товарищей по партии, развернувших против ученого идеологическую кампанию по его дискредитации и дискредитации возглавляемого им научного направления. К сожалению, организацией сессии ВАСХНИЛ в поддержку Лысенко занимались те, кто до этого активно выступал против него.