В таком случае не было ли реальной причиной осуждения марксистских диалектиков группы А.М. Деборина их безосновательная и немотивированная борьба с ламаркизмом. Биологи могли не знать и скорее всего в то время не знали о ламаркистских взглядах Сталина. Иначе бы они не преминули указать на этот факт, раз они это сделали, узнав о ламаркистских взглядах Ф. Энгельса, высказанных им в «Диалектике природы». Но то, что могли не знать ученые, обязаны были знать политики, поскольку речь шла о возможной реакции их вождя на те идеологические обвинения в отношении ученых, с которыми они выступали. А раз они обязаны были знать, то, следовательно, сознательно пошли на обострение внутрипартийных отношений в высшем руководстве, подставляя при этом под политический удар ученых.
Очень подозрительным в этой связи кажется то, что политическая борьба с ламаркизмом началась почти синхронно на западе и в СССР. Здесь уместно также вспомнить о втором западном фронте борьбы против ламаркиста Лысенко. Фронт возник сразу после окончания великой отечественной войны как бы в помощь генетикам будто бы страдающим в СССР от действий Лысенко. На самом деле генетиков никто не притеснял и, главное, они не просили помощи ни себе, ни тем более в борьбе с Лысенко. В том послевоенном конфликте между генетиками и ламаркистами на стороне первых и также под надуманными предлогами выступили советские идеологи (см. подробнее: Шаталкин, 2015). Налицо однонаправленная синхронность действий политиков запада и части политиков в СССР.
Вывод из сказанного удручает. Политиками в СССР была инициирована поддерживалась борьба между генетиками и ламаркистами. В 1920-е гг. состояние вражды между учеными возникло фактически на пустом месте - на споре о том, следует ли считать длительные модификации проявлением наследственности или нет. Ученые безусловно могут обсуждать такого рода вопросы. Но почему политики вмешались в их споры на стороне генетиков? Мы объяснили (раздел 5.1) это тем, что политики в то время просто приняли сторону тех, чья позиция разделялась в нашей стране большинством ученых и находилась в согласии с мнением западных генетиков. Но это не объясняет проводившуюся политику искоренения ламаркизма. В 1930-е гг. ламаркизм заявил о себе в сельскохозяйственной науке. Были организованы две неудавшиеся попытки искоренить ламаркистские идеи в среде селекционеров и животноводов. В дискуссии 1936 г. вместо заявленного обсуждения поисков путей повышения продуктивности сельского хозяйства генетики при попустительстве политиков свернули дискуссию в русло обсуждения научной обоснованности ламаркизма, который стал поддерживать Т.Д. Лысенко. Я напомню, чем закончились в 1920-е гг. дискуссии в генетике - по существу осуждением всех спорящих сторон, которые забыли о деле и тратят драгоценное время, которого в условиях надвигающейся угрозы агрессии со стороны запада было отпущено очень и очень мало, на пустопорожние разговоры по натурфилософским проблемам. Вот и в декабрьской дискуссии 1936 г. вместо дела разговоры, тянущиеся без каких-либо положительных сдвигов уже более 10 лет.
В конце тридцатых годов 10 ленинградских биологов пожаловались на обструкционистскую позицию Т.Д. Лысенко тогдашнему начальнику Агитпропа А.А. Жданову. По данным Н.Л. Кременцова (1997), ученые жаловались на «попытки лысенковцев дискредитировать генетику и генетиков (1); административную борьбу против генетики (2); попытки захватить преподавание генетики (3); недостоверность экспериментальных исследований сотрудников Лысенко (4); несовместимость лысенковских идей с дарвинизмом и международным консенсусом в генетике (5)»
Три первых вопроса решаются чисто административно. Давайте факты несправедливых действий Лысенко и его сторонников, и по ним будут приняты необходимые решения. В двух последних пунктах позиция Лысенко просто отметается как ненаучная. Тем не менее А.А. Жданов принял решение провести дискуссию. Хотя у него была возможность не проводить ее по формальным соображениям. Разве возможна какая либо полноценная дискуссия, когда одна из конфликтующих сторон не признает достоверность научных результатов другой и тем самым ставит под сомнение любые выводы и обобщения, как основанные на этих ошибочных результатах.
Итог этой дискуссии при таком отношении к ней генетиков ни в каком случае не мог их удовлетворить. Им нужно было лишь подтверждение со стороны организаторов дискуссии их обвинений Т.Д. Лысенко по пунктам 4 и 5. А поскольку этого не произошло, то вину за это генетики возложили на руководителя дискуссии академика М.Б. Митина, будто бы подыгрывавшего Т.Д. Лысенко и его сторонникам.
Может быть в другой ситуации М.Б. Митин и выступил бы на стороне Т.Д. Лысенко, но эта дискуссия была под контролем ЦК, и философу нужно было показать максимальную объективность. Мы вернемся к этой теме в следующей главе.